Казаки направляют коней вдогон.
— Гуржий, атакуй крайнего! — крик командира.
Жутко Вектору, давно не встречавшемуся с танками и прежде всегда убегавшему от них, идти сейчас на сближение с движущимся чудищем. Хозяин пришпоривает, гонит, принуждает его подскакать ближе к танку. От железа пышет жаром, как от кузнечного горна, шибает в ноздри душным керосинным перегаром.
Гуржий кидает одну гранату, другую, взрывы сотрясают танк, но он продолжает двигаться. Какое-то время хозяин и Вектор мчатся рядом с ним, почти вплотную. Миг — и Хозяин, гикнув и отпустив поводья, спрыгивает с седла на огнедышащее страшилище. Инстинкт как бы подсказывает Вектору остановиться, но грохот железа так ужасен, что обезумевший дончак взвивается на дыбы и, визжа, мечется среди пляшущих языков пламени и раздирающих уши разрывов. Когда опомнился, предстала перед ним картина боя: пылающие, как стога сена, танки, кони без людей, люди без коней.
«А г д е Х о з я и н?»
И призывно крича, Вектор скачет обратно.
— Гур-рж-жий! Гур-рж-жий!
Кажется ему, что имя Хозяина выговаривает он не хуже людей. С ним делят судьбу многие кони и, как где появится человек, мчатся к нему наметом. Мало-помалу Вектор приблизился к месту, где оставил Хозяина. Танк стоял без признаков жизни, вокруг него было черно, по полю шла жаркая волна огня.
Слабый голос, желанный, единственный, не столько услышал, сколько он ему почудился. Как возрадовался дончак, как вскрикнул и помчался на голос, улавливая в удушливом от дыма ветре знакомый запах. Сперва он нашел кубанку Хозяина, а за увалом и его самого. Гуржий лежал с запрокинутым лицом, стонал, корчась от боли, и запаленно дышал, как загнанная лошадь. Его плечи и грудь под изорванной черкеской были красны, как башлык. Шевельнувшаяся рука тоже была вся алой, и это пугало.
— Оле, оле! — зашептал Хозяин. Вектор покорно склонился к нему, выражая сдержанно-тихим ржанием свою любовь. И тут же почувствовал, как знакомо натянулся поводок. Казалось, сейчас Хозяин встанет, но он только застонал еще громче, оставаясь лежать и не выпуская из рук ремней. Слабое подергивание повода и шепот «оле, оле!» сперва не были Вектору понятны, он недоуменно тряс головой, пугливо ржал и скреб копытом землю, наконец в сознании угнездилось как самое вероятное: Хозяин просит его лечь.
Прикидывая, как лучше выполнить команду, и остерегаясь, чтоб не придавить раненого, дончак мягко опустился на колени, затем, выпрямив задние ноги, повалился на круп. Сейчас же добрая рука друга потрепала его по холке нежно и благодарно.
К своим конь вез его поперек седла, шажком. С криком и плачем встретила их Наташа. Старик Побачай и подоспевшие казаки помогли снять раненого и, наскоро перевязав, занесли его в санитарную машину, тут же отошедшую с ревом в облаке пыли, он только и успел крикнуть:
— Поберегите коня!..
4
Снится Вектору, будто Старшой подносит ему в кубанке овса. Зернинки вкусные, с солонцой. (На фронте в соли постоянный недостаток, конь посолонцевать любит — дома всегда наведывался к овчарне, где всем хватало лизунца.) И вот как будто к сладчайшему лакомству суется в кубанку лохматая морда Батьки Махно. Не дать ему, наказать, проучить наглеца! В негодовании скаля зубы, напрягся, чтобы со всей силой вцепиться в загривок. Но, странно, почему-то не дотянулся до нахального коня, зубы сомкнулись в пустоте. И Вектор проснулся. Тут же услышал надоевшее, оскорбительное:
— Балуй, гад! Ты у меня получишь! Чертово отродье!
Сейчас или плеткой огреет или кулаком двинет — всего можно ожидать от Чужого, — дончак в ожидании удара прищурился, сжался и чуть присел на задние ноги, чтоб и самому в долгу не остаться, воздать обидчику по заслугам.
Два месяца командует им Чужой. Даже голос его противен. Нет сил терпеть этого человека. Ни ласки от него, ни заботы, и пахнет не так, и ездит не так, и ходит не так — нет ничего от Хозяина.
— Мабуть, твоему коню, Ершов, який-то сон приснывся.
— Неужто этой твари могут сниться какие-то сны?!
— А як же! Лошадь што людына. Тильки гутарить не може… Ты бы с ним поласковей. Бачишь, який нервный! Добра от тоби немае. По хозяину своему тоскуе…
— Да разве эта тварь на чувства способна!.. «Не знает добра, тоскует…» Все это выдумка!.. А сказать тебе, почему лошадь слушается человека?
— Ну, кажи, кажи. Послухаемо.
— Заметь, какой у лошади глаз. Выпуклый. Как лупа. Значит, все перед ней в увеличенном виде. Представляешь, какими она видит нас! Агромадными великанами! Ну и боится. Потому и слушается.