Но если бы Бюро могло это понять, тогда я изложил бы еще некоторые мысли на сей счет, а именно: одна треть, полученная при помощи "воровства и вымогательства", - это грязные деньги, и их нельзя отмыть, даже если они будут употреблены на "церковные расходы" или на "оказание помощи вдовам и сиротам". Они должны быть возвращены тем, у кого были взяты.
А вот еще и другая точка зрения. Согласно нашему христианскому кодексу, моральному и юридическому, если доллар и тридцать три цента с третью отняты у человека, чья вина за убытки официально не доказана, то взыскание всей этой суммы тоже есть "воровство и вымогательство", и такие деньги не могут быть употреблены ни на какое честное дело. Они должны быть возвращены тому, у кого были взяты.
Так неужели нет способа оправдать воровство и вымогательство, перелицевав их в нечто честное, благородное? Такой способ есть. Это можно сделать - так делали раньше и делают теперь: переиначьте только десять заповедей, приспособьте их к употреблению в современных языческих странах. Например, так:
Не укради - за исключением тех случаев, когда это является национальным обычаем данной страны.
Подобный способ принят и одобрен виднейшими авторитетами, включая Бюро. Назову свидетелей:
Цитированная мною на первой странице газетная статья, в которой говорится: "Доктор Амент заявил, что штраф был наложен им с одобрения китайских властей". Редактор газеты доволен.
Телеграмма доктора Амента доктору Смиту: "Все взыскания санкционированы китайскими властями". Доктор Амент вполне доволен.
Письмо восьми священников, все на один лад - мол, доктор Амент поступил лишь так, как поступают китайцы. Священники тоже довольны.
Мистер Уорд из "Индепендент".
Его преподобие доктор Вашингтон Гладден.
Не знаю, куда я засунул письма двух последних джентльменов, и не могу воспроизвести в точности их высказывания, но они тоже вполне довольны.
Его преподобие доктор Смит, который говорит в своем Открытом письме, помещенном в "Трибюн": "Весь его (доктора Амента) образ действий соответствует обычаю китайцев: если в какой-нибудь деревне совершено преступление, то за это карают всех жителей, а особенно сурово - местного старосту". Доктор Смит доволен. Это означает, что и Бюро довольно.
Староста! Что ж! Значит, этот бедняга, будь он виновен или нет, должен сам уплатить по счету, если не сумеет выжать требуемые из своих несчастных односельчан. Тут уж можно не сомневаться, что он постарается это сделать, даже если придется отнять у соседа последний медяк, последнюю рубашку, последнюю корку хлеба. Да, уж он постарается выколотить контрибуцию, хоть и придется пустить в ход кулаки и плети, и это будет стоить его односельчанам кровавых слез и рубцов на теле.
СКАЗКА О КОРОЛЕ И КАЗНАЧЕЕ
Как все это отдает романтикой, Востоком, сказками Шахразады, каким кажется странным и далеким, да и не только кажется, но и есть. Вспоминаются старые забытые сказки, нам слышится голос короля, повелевающего своему казначею:
- Принеси мне тридцать тысяч золотых туманов!
- Аллах да помилует нас, сир! Наша казна пуста.
- Ты слышал мое приказание. Даю тебе срок - десять дней. Иначе присылай свою голову в корзине!
- Слушаю и повинуюсь.
Казначей призывает к себе старост из сотни деревень. Первому он велит: "Доставь мне сто золотых туманов!" Второму: "Доставь пятьсот!" Третьему: "Доставь тысячу. Даю вам сроку десять дней. Иначе головы долой!"
- Покорные рабы целуют стопы твоих ног! О мудрый, могущественный повелитель, помилуй наших несчастных крестьян: они бедствуют, не знают, чем прикрыть свою наготу, они умирают с голоду. Это же неслыханные деньги! Даже половину...
- Ступайте! Выжмите, высосите из них эти деньги, превратите в деньги кровь отцов, молоко матерей, слезы младенцев. Иначе пеняйте на себя. Понятно?
- Да будет воля того, кто есть источник любви, милосердия и сострадания, того, кто через своих помазанников налагает на нас столь тяжкое бремя, благословенно его святое имя! Пусть отцы истекают кровью, матери падают без чувств от голода, младенцы гибнут у высохшей груди! Божьи избранники приказали, да будет их воля...
Я не намерен возражать против замены христианских обычаев языческими в тех случаях, когда христианские оказываются неподходящими! Наоборот, мне это нравится. Я и сам так поступаю. Я восхищен проворством Бюро, как оно всегда умеет вовремя сменять христианские добродетели на китайские, извлекая для себя наибольшую выгоду из этой мены; ведь я и сам не терплю этот народ, они все желтые, а желтый цвет, по-моему, никому не идет. Я всегда был такой, как Бюро: полон благих намерений, но лишен нравственных устоев. И этот коренной недостаток Бюро является главной причиной, почему невозможно втолковать ему, что в нравственном отношении между крупной кражей и мелкой кражей нет никакой разницы, а есть разница только юридическая. В нравственном отношении к воровству не применимы никакие степени. В заповеди сказано только: "Не укради!" - и больше ничего. Заповедь не признает никакой разницы между кражей одной трети и кражей тринадцати целых. Если бы я мог как-нибудь объяснить все это нашему Бюро простым и...
АРБУЗЫ
Есть, придумал. Много лет тому назад, когда я был кандидатом на виселицу, у меня был товарищ, правда, не похожий на меня, но все же очень славный парень, хоть и хитрый. Он собирался устроиться в Бюро, зная, что лет через пять там кто-то уйдет на пенсию. Дело было на Юге, еще во времена рабства. И негры тогда, как и сейчас, любили воровать арбузы. Они стащили три самых лучших арбуза с бахчи моего названого брата. У меня было подозрение на трех негров, принадлежащих соседу, но доказательств я не имел, а кроме того, на собственных грядках этих негров арбузы были маленькие и неспелые, что не соответствовало стандарту контрибуции. Но на грядках у трех совершенно других негров было много отличных арбузов. Я посоветовался с моим приятелем, который готовил себя для работы в Бюро. Он сказал, что, если я не буду возражать, он все устроит. Я ответил: "Считай, что я Бюро; я не возражаю, действуй!" Тогда он взял ружье, пошел и сорвал три больших арбуза для моего названого брата и еще прихватил один лишний. Я был весьма доволен и спросил:
- А лишний для кого?
- Для вдов и сирот.
- Вот это молодец. Отчего ж ты не взял тринадцать?
- Это был бы грех; более того - преступление: воровство и вымогательство.
- А разве одна лишняя треть, вот этот четвертый арбуз, не то же самое?
Это заставило его призадуматься. Но результата не принесло.
Мировой судья был человек строгих правил. Во время суда он раскритиковал наш замысел и потребовал, чтобы мы объяснили наше странное поведение - так он это назвал. Мой приятель заявил:
- Мы следовали обычаю чернокожих. Они все так делают.
Судья, забыв о своем достоинстве, снизошел до сарказма:
- Обычаю чернокожих? Неужели нам не хватает своих нравственных правил и мы должны занимать их у чернокожих? - Затем он обратился к присяжным. Пропало три арбуза; чтобы вознаградить владельца, отняли три других арбуза у человека, чья вина не доказана, - значит, это воровство. Их отняли силой это вымогательство. Потом взяли еще один - для вдов и сирот. Этот уже не представлял собой вообще никакого долга. Стало быть, тоже воровство и тоже вымогательство. Верните его владельцу вместе с остальными. У нас не разрешается использовать ни для какой цели добро, добытое нечестным путем, даже для питания вдов и сирот, ибо это загрязнит и опозорит благотворительность.