– Ванная прямо и направо. Юбку можешь почистить там же. Сапоги потом тоже протри. В ванной есть халат для гостей, можешь его накинуть на себя, пока сушится юбка. Желтое полотенце новое, можешь вытирать лицо и руки им. Затем проходи в гостиную, обсудим детали нашего сотрудничества. Лилия Александровна тебе, наверное, говорила, что обязательно нужно знать греческую мифологию?
Немного мучает совесть, что был с ней грубоват, поэтому пытаюсь заглушить неприятное чувство приглашением на чашку чая. Рассматриваю содержимое пакетов, на которые она указала: «Это вам!» М-м-м, тут и маслята, опята, соленые огурчики и две банки лечо. Обожаю все это. Запихиваю банки в холодильник, достаю сочники с творогом, купленные только час назад из соседней пекарни и наливаю чай. Глазами приглашаю присесть на диванчик, пока я достаю столовые приборы. Досадливо морщусь, когда наши глаза встречаются: нетрудно догадаться, что в ванной она не только очищала юбку, но и плакала.
– Милая моя, – начинаю читать ей лекцию, – жизнь такая штука, что тебе и в душу плюнут, и цветы подарят. Если некто вроде меня грубовато с тобой разговаривает, раздает указания, это не повод реветь в ванной. Ну вот такой человек, он такой хам со всеми, а не только с тобой, что, впрочем не говорит, что как человек он плохой. Неприемлемо для тебя такое – значит, прекращаешь всякое общение. Ах, все же что-то хочется поиметь от него – значит, терпишь без слез, без соплей, без тяжелых вздохов.
Согласен, что тупо получилось. Хотел как-то загладить вину и угостить чаем, а сделал вроде только хуже.
– Вы правы, не люблю грубый тон и речь. Вот на дух не переношу и все. Но и плакать в ванной – не совсем мой стиль, понимаете? А глаза у меня красные, так аллергия у меня на все химикаты, порошки и ополаскиватели. Я дома пользуюсь специальными средствами. Это я еще чихать не начала.
Нагло врет, пытаясь показать зубки. Зайка, я умею отличать, когда у женщины аллергия, а когда она плакала. Ну да ладно, думай, что ты победила, а я поверил. Между тем она протягивает свою ладонь, пожимает мою и продолжает речь:
– Мне было приятно с вами познакомиться, Арсений Константинович. Кстати, меня зовут Олеся. Лилия Александровна очень тепло о вас отзывалась. Наверное, вы и впрямь хороший человек. Но вы правы, терпеть хамство и грубость не стоит. Не уверена, что очень нуждаюсь в ваших услугах. Не беспокойтесь, я что-нибудь придумаю, скажу Лилие Александровне, что заболела и не смогла прийти, например.
Пригубила чай, откусила сочник и собирается уходить.
Да со словами о Лилие Александровне она меня поймала на крючок. Не та женщина ее научный руководитель, который верит всяким словам о «заболела». Вытрясет душу сначала из нее, а потом из меня. Поэтому рявкаю:
– Сядь.
Не садится. А глаза опять красные от сдерживаемых слез. Говорю же, точно не аллергия.
– Присядь, пожалуйста.
Послушно садится на краешек стула. Чтобы в случае чего быстрее вскочить?
– Олеся, я действительно, бываю грубоват. Прости. Я постараюсь себя контролировать. Но и ты не принимай все близко к сердцу. Моя грубость не относится к тебе, вообще, ни к кому, просто такой я человек. Вот давай обратимся к греческой мифологии. А если мы с тобой будем работать вместе, то нам придется к ней обращаться очень часто. Каждый бог, богиня – это личность, неповторимый, отличный друг от друга склад ума, характера, темперамента. И каждому из нас, людей, присущ тот или иной характер, черты того или иного бога, более того, в определенной мере мы повторяем сценарий судьбы данного бога. Вот моя грубость, некая нелюдимость даже, допустим. Да и в целом, посмотри на меня, на какого Бога я похож, чей архетип я ношу в себе?
– Аид конечно! – выпаливает она, даже не догадываясь, что попала в самую точку. Я редко задаю такие вопросы, но девушки обычно начинают льстить, говоря о Зевсе или Аполлоне, хотя сходства с ними у меня нет вообще.
Не стараюсь показывать свое удивление, спрашиваю:
– А почему ты так решила?
– Мрачный, грубый, невыносимый хам потому что! И живет Аид в подземном царстве ну или в аду.
Выпаливает на одном дыхании и с тревогой всматривается в мои глаза. Да, девочка моя, ты права, права даже в том, что живу в аду, но … нельзя же так прямо. Впрочем, она тоже, похоже, спохватилась: