– Твое призвание – быть стервой. И даже если ты будешь когда-нибудь в старости помогать бедным сироткам, или кормить нищих супом, ты все равно останешься стервой…
– А я не буду выжимать из себя ответные оскорбления. О мертвых, как говорится, или хорошо или ничего… Володя, я, пожалуй, пойду к машине. Сделай все аккуратно. Синяки, царапины допустимы. Может, она сорвалась с ивы? Но тогда кусок ткани на дерево повесь, цветов набросай. И не забудь оставить на иве листок из этой книжки о смерти Офелии. Чтобы было простое самоубийство на почве помешательства… Ну, не мне тебя учить…
– А Василия Ивановича тоже убила ты? – спросила Аня.
– А зачем? Старик и так был неизлечимо болен, еще годик-другой и… Но он сам ускорил события – захотел, видишь ли, среди ночи, чайку с крыжовенным вареньем, а баночка была наверху, в буфете. Остальное ты знаешь… Прощай, Анечка! Если там что-то есть, то ты мне еще скажешь спасибо за мученическую смерть и за хорошее место на том свете. А если там ничто, то и говорить не о чем…
Вот и все. Вот тебе черная кошка. Вот тебе желтый властелин-пластилин, он же – китайский император… Сейчас, когда к ней приближался хладнокровный, умелый убийца, Аня вдруг вспомнила слова доктора Розова о стереотипах человеческого поведения в «аварийной ситуации». Она даже горько усмехнулась, прислушиваясь к себе, в какую сторону толкнет ее собственный страх? Попытается ли она бежать, сломя голову, царапая босые ноги? Впадет в ступор, не в силах сдвинуться с места? Или бросится на убийцу Володю, ничего не соображая, в сумеречном состоянии?
Он был уже в двух шагах от Ани. Она смотрела на его высокие военные ботинки и почему-то старалась спрятать босые ноги, будто опасалась, что он может отдавить их. Ей самой это показалось странным – беречь ноги за несколько секунд до смерти.
– Не боись, больно не будет, – тихо сказал Володя. – Ты только не ори…
Потом в голову пришла мысль, что она может ему понравиться как женщина. Но тут же, не дожидаясь, когда скроется эта, явилась другая. Надо защищаться, как учат на курсах самообороны, в книжках, в телевизионных передачах. Надо ударить острым каблуком в подъем стопы или кроссовкой в пах. Как же бить маленькой, замерзшей, босой ногой?
Анна почувствовала, как уверенная рука сильно пригнула ее к земле, а потом на затылок опустилось что-то жесткое и тяжелое, как обух топора, и одновременно тихое, душное, как подушка… Она увидела на поляне своего Внутреннего Советчика, но это была уже не Офелия, а следователь Корнилов. А где же Офелия? Офелия умерла…
Глава 25
С рассвета в Валентинов день
Я проберусь к дверям
И у окна согласье дам
Быть Валентиной вам.
Аня попробовала открыть глаза, и это у нее получилось. Ее новый Внутренний Советчик не пропал. Он сидел у ее кровати и был совершенно обычным человеком, без всякого голубого сияния. Она хотела спросить об этом, но даже от едва заметного движения рта дико разболелась голова.
– Что? – спросил Корнилов. – Какое сияние?
– Аня, наверное, интересуется вашим сияющим лицом, – раздался женский голос у изголовья.
Аня закатила глаза, чтобы увидеть ответившую женщину. Та помогла Ане, склонившись над ней. Оля, кажется, еще чуть-чуть постарела, или это так кажется, потому что она наклонилась вниз?
– Как же мне не сиять? – сказал Михаил. – Исполнителя и организатора убийства Пафнутьева взяли. Доктора-соучастника тоже. Невинный человек будет оправдан. А Аню успели спасти…
– Успели?! Ну, знаете ли! – возмутилась Ольга Владимировна. – Знаете, сколько вы ехали?
– Как вы позвонили, а потом встретили нас на шоссе, прошло два часа с копейками.
– Хороша оперативность!
– А вы думали, у меня ОМОН на коврике в прихожей спит, свернувшись калачиком? – тоже завелся Корнилов. – А дежурная машина тарахтит всю ночь, заведенная, под моими окнами?
– Да вы, рыцарь, должны были скакать на первой попавшейся кляче, вооружившись колотушкой для отбивания ковров, чтобы спасти такую женщину!
– Перестаньте ругаться, – попросила Аня, уже привыкая к головной боли. – Кажется, я в санатории? Тогда пусть мне дадут что-нибудь от треска в голове. И расскажите все по порядку, без криков, а то ваши восклицательные знаки бьют меня по башке, как дубинки.
Корнилов выбежал за дверь, а Ольга Владимировна положила ладонь на Анин лоб.
– Какая у тебя прохладная рука…
– Тебе так полегче?
– Да, хорошо. Жаль только, что она быстро нагревается.
– Я поменяю руки… Вот так. Муж жалуется, что у меня и зимой, и летом холодные ладони. А сейчас пригодились…
С таблеткой и водой пришла рыженькая медсестра, имя которой Аня не могла вспомнить и даже перепугалась от этого.
– Вам плохо? – спросила медсестра.
Аня быстро вспомнила маму, папу, мужа, свой маленький поселок, тему диплома, Офелию…
– Нет, все в порядке, – вздохнула она с облегчением. – Только головная боль и больше ничего… Михаил, ты можешь не ходить по комнате? – спросила она, с трудом проглотив какую-то неудобную таблетку. – Оля, крикни на него, пожалуйста, чтобы он сел и начал рассказывать.
– Когда я стал проверять всех, с кем мог войти в контакт Пафнутьев в день убийства, – заговорил, наконец, Корнилов, – у меня никак не сходилось число рабочих, которые работали на выставке. По документам их было пятеро, но им самим казалось, что на выставке их было шестеро. Вот этим шестым я и стал заниматься. Плохо только, что работяги не могли мне описать его внешность, только общие габариты. Но одна коммунистическая бабуля на улице в этот день привязалась ко мне со словами: «У вас тут хулиганы бегают, матерятся, толкаются, а вы, милиция, мер не принимаете». Я думал уже точно так же поступить с бабулей, как неизвестный хулиган, но, сам не знаю почему, стал ее расспрашивать. Бабуля его хорошо запомнила, она его назвала «богатырским китайцем». А потом около твоего дома мне попался в сумерках похожий человек, правда, на китайца он похож не был, но разрез глаз у него смахивал на азиатский. Мне бы у него тогда спросить документы, но меня подвел интерес к Востоку. Уж китайца я отличить могу…
– Это называется: больно умные менты пошли, – съязвила Ольга Владимировна.
– А вам, обывателям, все плохо: и умные, и глупые, – отреагировал Михаил.
– Обывателям хочется гармонии…
– Только немного полегче стало, – застонала Аня, – а эти опять начали свои дебаты.
– Все, все… Но тут пристал ко мне знакомый журналист. «Есть что-нибудь интересненькое?» Все отделы его отфутболивают друг к другу. Я не знал, что ему такое подкинуть, чтобы мне потом не влетело. Тайна следствия и все такое. Думал, думал… Ты сам-то знаешь, чего хочешь? Он мне отвечает: вот бы такой матерьялец, как год назад. Он тогда увидел объявление, что какой-то японец преподает нин-дзюцу, это техника древних японских лазутчиков. Репортер мой пошел записываться и сразу раскусил, что какой-то наш не шибко образованный, но зело умный пацан построил на фанатах Брюса Ли и Чака Норриса настоящую финансовую пирамиду. Пользовался этот Володя только одним – своим отдаленным сходством с азиатами и знанием человеческой психологии. Описал он внешность этого человека. Чувствую, это он самый. Только вот, журналист говорит, он его нам тепленьким еще тогда передал. Должен был сидеть. Сам репортер уже интерес к нему потерял. Желтая пресса. Дальнейшая судьба человека их не интересует. Нет сенсации – нет человека… Проверяю. Оказывается, Владимир Пономаренко отпущен за недоказанностью вины! Не смогли доказать факт личного обогащения… Володя этот, как выяснилось, служил в разведроте, участвовал в боевых действиях. Современный нин-дзя… Как пишут в книгах, вот за этими размышлениями застал его звонок Ольги Владимировны.
Корнилов сделал жест рукой, приглашая на сцену другого исполнителя.
– А мне рассказывать нечего, – заговорила Оля. – Я всю ночь не спала. Мне эта история не давала покоя. Предчувствия, интуиция… Мне же Аня все рассказала, и я почувствовала, что близка развязка, что Ане угрожает опасность, что неспроста ее выводят на этот тихий бережок в театральном виде, загримированную под юродивую. Тогда я по мобильнику стала искать Корнилова. Через дежурную часть города, потом по району и дошла, наконец, до его квартиры. А чтобы показать дорогу к озеру поехала навстречу…