— Это бизнес, Вика, — я вздрогнула, когда мне на колено упала рука начальника. Он спокойно похлопал по ней пару раз и убрал обратно, словно успокаивал товарища, но внутри меня уже взорвался вулкан. Глаза расширились, пот выступил на висках, а сердце принялось вырываться из груди. Пока кожа жгла в месте его прикосновения, я пыталась понять: «Зачем он это сделал?». — Он жестокий ко всем, включая меня. Если ты кого-то не поглотишь, то поглотят тебя.
Голова шла кругом, дыхание выровнять совсем не получалось. Но я должна была что-то сказать, чтобы не нависло неловкое молчание. Положа руку на сердце, выпалила первое, что появилось на уме:
— А как же мир во всем мире и все такое?
— Мир во всем мире бывает только у тех людей, что не несут на себе никакой ответственности. Считаю пацифистов дураками, — разоткровенничался мужчина.
Хмыкнув, я прошептала:
— Я пацифист. Дура по-вашему?
— Нет, — спокойно пожал плечами Соболев, заезжая на парковку офиса, — ты просто девушка.
«Ясно, — подметила я про себя, — значит, он еще и сексист!».
Мне бы хотелось злиться на мужчину. Точнее не так: я очень пыталась это сделать. Но внутри меня творилось нечто странное. Простое прикосновение и мир вокруг словно поменял краски. Я больше не была спокойной и умиротворенной. Соболев очень тревожил мое сердце.
Когда автомобиль полностью заглох, я поспешила выйти на свежий воздух и привести мысли в чувство. Мне всего-то следовало напомнить себе же, какой Соболев говнюк и неуместная симпатия растравится в воздухе!
Только вот дверь оказалась заперта, как бы я ручку не дергала.
— По поводу того, что я сказал тебе в магазине одежды, — не глядя на мужчину, я ощущала его растерянный тон.
— Вы мне ничего не должны и имеете право на свое мнение. Я совершенно не обиделась, — поспешно отрезала я, начиная нервничать и задыхаться.
— Если меня попросят подтвердить свои слова где либо, даже в суде или полиции, я от них откажусь… — прочистив горло, произнес что-то совершенно странное Соболев. В полной растерянности я даже позволила себе на него посмотреть. — Но я был не прав и мне стыдно за то, каким придурком я себя проявил. На самом деле я так не думаю.
Моя челюсть упала на пол от шока, пробравшего до костей. Данная ситуация заслуживала отдельной страницы в личном дневнике достижений: «Великий царь Николай Александрович снизошел до простых подданных!».
Я молчала, не в силах поверить в услышанное. Наконец, он первым выгнул бровь и неловко улыбнулся:
— Ну?
— Ситуация закрыта, — деловито заявила я, но такой ответ явно мужчину не устроил. Скривившись, он покачал головой.
— Я прощен? — мужчина выглядел странно, чем пугал. Словно ему было важно услышать это от меня. Словно он действительно переживал. Но, почему?
И все же я не хотела льстить самолюбию Соболева и видела в этом некий скрытый подвох.
— Бог простит, а я запомню, — так говорила моя бабушка. Произнеся это вслух, я не выдержала и прыснула от смеха. Настолько по-идиотски это звучало. Босс же оставался пугающе серьезен. Пришлось прочистить горло и заговорить привычным тоном. — Николай Александрович, за что вам извиняться? Вы ведь правы во всем.
— Нет, я… — попытался произнести он, но это была моя минута власти, я его смело перебила.
— Вы из приличной семьи, но живете не за деньги родителей, а добились всего сами. Я знаю, что с нуля и кредита. Вы никогда не пользовались семейными связями и блатом. Все вам достается тяжелым трудом, — набрав воздуха, я тяжело вздохнула. — Поэтому такие, как я, вызывают у вас худшее чувство во вселенной — жалость и брезгливость.
— Вика, о чем ты говоришь? — кратко открестился начальник, но я ему не поверила.
— Мы жалкие, — почему из груди вырвался рваный смех. Скорее всего, истерический. — Мы не можем взять себя в руки и решить свои проблемы. Жалуемся на работу, но не можем найти лучше… Жалуемся на вторых половинок, но не уходим... Жалуемся на недостаток пищи, но ничего не делаем для исправления положения… Жалуемся, жалуемся, жалуемся… Для такого, как вы, который просто берет и делает, мы — непонятные люди. Мусор под ногами. Муравьи в матрице. Те, кто вообще не важен для мира и никакой полезной лепты не вносит. Я не могу вас за это винить, это камень в мой огород.