Я думала, что сразу смогу приступить к разбору чердака, но не тут-то было. Дети отнимали всё моё время, а когда они ложились спать, я отключалась в тот же миг.
Артур временно освободил нашу общую спальню, ночуя в недавно пристроенной комнате Билла. Для детей он объяснил своё переселение малышом, который спит беспокойно, не давая отцу отдохнуть. Вопросов не возникло, тем более что Билл и Чарли знали правду и одобряли поведение отца. Рон и вправду был беспокойным малым. Много ел, мало спал, тяжело переносил колики, а если бы Артур не зачаровал пелёнки, мне пришлось бы совсем туго. Но если пелёнки Рона были зачарованы, то одежда других детей — нет. Они всё время пачкались, рвали одежду и обувь. Артур объяснил, что вещи нельзя восстановить с помощью магии, потому приходилось всё ремонтировать вручную. Я постоянно что-то зашивала, штопала и латала. У Молли таланта в этой области не оказалось. Вся одежда была зашита неаккуратно, вышивок я в доме вообще не заметила, что для меня было дико и странно. У нас обережная вышивка наносилась на скатерти, занавеси, рубахи и постельное белье. И как бы я ни уставала, первым делом вышила простейшие обережные символы на пелёнках малыша и на отворотах рубах близнецов. По-хорошему, следовало сшить несколько рубах из домотканого полотна мужу и тоже их расшить. Но ткани в доме не нашлось, как и нужных нитей. И времени тоже не хватало катастрофически. Я тратила каждую свободную минутку на то, чтобы быстрее прочитать нужные бытовые книги и начать осваивать колдовство. Без него было очень трудно. Ныла спина, а ноги просто отваливались к концу дня. Болела грудь, а в ушах под вечер шумело так, словно мне на голову надели пчелиный улей.
Когда я впервые взяла в руку волшебную палочку Молли, та приятно потеплела, признавая, что во мне есть магия. В конце недели, когда Артур позволил, я смогла наколдовать свой первый огонёк — Люмос.
Незаметно подкрались выходные, Артур остался дома. Он подновил Согревающие чары на доме и дворе и показал мне колдовство, которое волшебники использовали для уборки. Первое же сотворённое мною заклятие разорвало чашку на мелкие осколки, разлетевшиеся по кухне. Я ужасно испугалась и чуть не выронила палочку. Но Артур меня успокоил и восстановил разбитую посуду с помощью ещё одного бытового заклинания — Репаро. У меня ничего не вышло ни на второй, ни на третий, ни даже на пятый раз. Из детей присутствовали только Билл и Чарли, остальные спали. Билл подбадривал меня, а Чарли злорадствовал, под конец выкрикнув:
— Ты, жалкая маггла! Тебе никогда не стать настоящей волшебницей! Ты притворщица и обманщица!
После чего показал мне язык и убежал к себе в комнату. Артур нахмурился и хотел было последовать за ним, но мы с Биллом его остановили.
— Артур, — сказала я так мягко, как только умела, — Чарли плохо без матери, он её очень любил. Это его способ скорбеть. Кто-то замыкается, кто-то тихо плачет вдали от других, — на этих словах Билл смутился и отвернулся, хотя Артур этого не заметил, — а кто-то злится. Дай ему время.
— Но ты ведь не виновата в случившемся! — Артур был раздражён, ему тоже нужно было куда-то выплеснуть эмоции.
— Никто не виноват. Но нам следует учиться жить дальше, и легко не будет никому.
И, чтобы не повисла неловкая тишина, частый спутник наших бесед, я продолжила свои попытки: «Эванеско!»
И тут пятно на обивке дивана, на котором я практиковалась, испарилось!
— Ещё раз! — велел Артур, указывая на кляксу на столе котрую дети нарисовали днём.
— Эванеско!
Кляксы словно и не бывало, а у меня закружилась голова, зашумело в ушах. Я тяжело опёрлась на столешницу.
— Отлично, Мэри! — Билл подскочил ко мне и ободряюще улыбнулся. — Это сложные чары, их изучают на старших курсах. Ты молодец!
Артур тоже одобрительно улыбался. Но затем отобрал у меня палочку и велел не колдовать до вечера. Так как еда была приготовлена и уборку мы тоже сделали, Артур предложил разведать, какие сокровища хранит чердак, пока туда не добрались близнецы, и разбирать стало нечего.
Его незатейливый семейный юмор разрядил обстановку, и мы отправились наверх. Билл было заикнулся, что нужно позвать Чарли, но Артур строго его одёрнул: