В Дырявый котёл вернулась не скоро и местным камином отправилась домой. Этот способ передвижения уже стал привычным, хотя меня до сих пор передёргивало от необходимости шагнуть в огонь. Разложила подарки, временно припрятав игру: если дети найдут сегодня — спать не лягут точно. А вот завтра — это гарантированная пара часов моего свободного времени.
Артур не спал, читал в спальне книгу, Рон тихонько покачивался в зачарованном кресле-качалке около него. Моему приходу явно обрадовались. Я тут же показала мужу обновки. Жилет Артура чуть смутил, но когда он нарядился перед зеркалом, оказалось, что ему идёт, а шоколадная мантия и вовсе дополнила образ. В таком не стыдно ходить министерскому работнику! Теперь никто не скажет, что Артур выглядит нищим!
Пришлось примерить и свою мантию, он настаивал. Задумчиво осмотрел меня и кивнул. Отросшие волосы я собирала шпильками на затылке и в новой мантии, наверное, выглядела излишне строго. Но мне такой образ был ближе цветочных платьев Молли. Я носила их за неимением другой одежды. В трельяже отразилась бледнокожая женщина с медными волосами и красивым носом. Щёки чуть впали, и простоватое лицо стало выглядеть аристократичнее. Великая Мать, я так давно не видела своего собственного лица, что уже стала забывать, какой была когда-то. Лицо Молли незаметно стало моим.
Артур рассматривал меня внимательно, затем вдруг резко дёрнул головой, словно хотел стряхнуть непрошеную мысль, и заговорил:
— Как прошла встреча с Джеймсом? Ты больше не нападала на него? — и он лукаво улыбнулся.
Я, не удержавшись, фыркнула.
— Иногда на мужчину стоит напасть, иначе его не сдвинуть с места! Но это пустое. Я изложила Джеймсу свою теорию. Он обещал поискать в семейных архивах информацию о создании гобеленов. Я тоже кое-чем запаслась, — и тряхнула стопкой журналов по рукоделию, которые как раз перекладывала на трюмо. Я так и не научилась повсеместно применять магию и многое делала руками там, где можно было лишь махнуть палочкой.
Артур поднял бровь.
— Так ты всерьёз думаешь, что стоит взяться за плетение, прядение… ткачество, — он чуть запнулся, — в общем, создание такого гобелена?
— Будет зависеть от того, что сможет отыскать Поттер, — ответила я, присаживаясь на банкетку и одну за другой вынимая шпильки из прически. Они ложились на натертую столешницу без звона. Шпильки были старинные, скорее всего, из приданого Молли.
Тяжелые, двойные. Они лежали в глубине ящика с немногочисленными украшениями и словно принадлежали другому миру и времени. Но мне они нравились. Они напоминали о доме. Как и трюмо. Я очень хотела натереть его полиролью и вычистить бронзовые ручки с эмалью.
Оно, красивое и тяжелое, смотрелось чужеродно в этой комнате, наполненной простыми, но добротными вещами. К этому трюмо и банкетке пошел бы тяжелый сундук, один из тех, с чердака. Кровать со столбиками и балдахином, а не эта, сосновая. Такое трюмо могло стоять в доме состоятельной женщины. Старое, уже потемневшее зеркало, как много туалетов ты наблюдало, сколько женщин прихорашивались пред тобою?
Задумавшись, я упустила момент, когда умолкла и просто стала расчёсывать волосы щеткой из кабаньего волоса. У Молли была такая, хотя она предпочитала пользоваться деревянным гребнем. Мне нравилось проводить щёткой по прядям, раз за разом. Это было словно медитация. Голове становилось легче, уходили непрошеные мысли. Артур тоже молчал, и я видела в зеркале, как он сопровождает взглядом движения расчески. Тишина, что повисла в комнате, не была гнетущей. Она была доверительной и очень… домашней. Но тут взревело пламя — вернулись мальчишки.
Тем временем в доме Поттеров
— Сири, ты не понимаешь! — шипел Джеймс, умудряясь вопить шёпотом. Он мерил комнату шагами, яростно жестикулируя. — Почему я?! Мои предки, Мордредовы отродья, наворотили дел, а отдуваться теперь мне! И эта Уизли, — он сморщил нос, — она же с меня не слезет! Строит из себя курицу домашнюю, а хватка у неё, как у английского бульдога! Она вбила в себе в голову, что проклятие непременно подействует, и её драгоценный сыночек — кстати, один из шести, — умрёт.
Сириус слушал его, сидя на диване. Он расслабленно откинулся, положив одну руку на спинку, другую же свободно устроив на колене. Но взгляд его ярких синих глаз был прикован к другу. Держал цепко, и сочувствия в нём не было ни на грамм.
— Сохатый, — отвечал он, понизив голос, — проклятия — это тебе не нюхлер насрал. Может, твои родители тебя и берегли, — в его голосе скользили нотки пренебрежения, — а моя мамуля с удовольствием делилась историческим наследием Блэков. Мы умудрились нагадить очень многим. Каких только проклятий не было в арсенале нашей семейки! И, поверь мне, если бы мне выпала возможность снять хоть часть из них, я бы это сделал не задумываясь!