— Пап, я тут провёл кое-какие исследования…
Артур хмурился, но слушал сына внимательно и не перебивал. Потом я принесла рубашку и показала ему. Полотно было тонким и практически невесомым. Я видела, как мужу нелегко даётся этот вопрос. Он явно не был готов рисковать сыном. И я ждала его вердикта. Артур должен сам решать. И если он будет против — мы подчинимся его воле. Но Артур удивил нас обоих.
— Я согласен. Хотя мне эта затея всё равно не нравится. Я хочу быть рядом и присутствовать во время ритуала. И если что-то пойдёт не по плану — мы тут же аппарируем в Мунго! — сказал он, смотря Биллу в глаза.
Сын серьезно кивнул и ответил:
— Разумеется, пап.
Ночь полнолуния наступила через два дня. Мы все были напряжены. Артур наложил на детей сонные чары и отправился со мной и Биллом на поле за домом. Туда, где не так давно я проводила ритуал с Северусом.В этот раз всё повторилось. Билл снял сорочку, мы дождались выхода луны и я натянула на него крапивную рубашку.
Несколько минут ничего не происходило. Но когда лунный свет хорошенько пропитал сорочку, она стала растворяться, плавно впитываясь в кожу моего сына. Картина была завораживающей и пугающей одновременно. Я ужасно волновалась за сына. Но тому не было ни больно, ни дискомфортно. Билл счастливо улыбался, раскинув руки. Он словно светился изнутри. А затем стал неуловимо меняться: чуть разошёлся в плечах, волосы потемнели, став из золотисто-рыжих медными. Но вместе с его изменениями я вдруг почувствовала странную лёгкость в груди. Словно с меня сняли какой-то давний сросшийся уже с телом груз. Я перевела взгляд на Артура. Вот ему явно было плохо. Он опустился на колени и тяжело дышал. Палочка в руке подрагивала. Черты мужчины менялись, становясь более мужественными. Чуть более очерченный подбородок, более прямой нос. Волосы тоже потемнели и стали намного гуще. Пропали наметившиеся залысины.
Луна пропала и мы с Артуром рванули к Биллу. А тот вытянул руку и вдруг скомандовал:
— Люмос!
На ладони мальчика зажегся очень яркий шар света, настолько ослепительный, что мы прищурились, который он со смехом запустил в небо. Кажется, у нас получилось.
Часть 24. Три жрицы Великой Матери
Дом Поттеров
— Джеймс Поттер!
Голос хозяйки дома звенел. Её муж, хозяин дома, втянул голову в плечи и молча ожидал окончания бури. Других способов борьбы с женой не было. Раньше, до рождения Гарри, истерики иногда можно было предотвратить, отвлекая любимую поцелуями и подарками. Сейчас это уже не работало. Лили очень изменилась после родов. Гарри шла третья неделя, и с тех пор как для Джеймса открылся весь дом, в некоторых помещениях которого он не бывал даже при жизни отца, его нежная и вспыльчивая жена превратилась в настоящую фурию. Что самое ужасное — она заручилась полной поддержкой домовиков и окопалась в библиотеке, откуда выудила талмуды о «Достойном воспитании Наследника Рода» и «Обязанностях Леди Рода». И теперь, бегло их просмотрев, третировала Джеймса, похуже покойной матушки.
— Не смей отмалчиваться, Поттер! Когда ожил гобелен, я тебя спрашиваю?!
— Позавчера… — с неохотой ответил Джеймс.
Этот дракклов гобелен лишь добавил ему проблем. Мало того, что после открытия отцовского кабинета ему резко начали приходить десятки писем: от гоблинов по вопросам хранилищ рода и от партнёров по древним контрактам — Поттеры до сих пор получали отчисления из гильдий артефакторов и зельеваров за использования изобретений рода Поттер. И сейчас их представители хотели встретиться с Главой рода, пересмотреть процентные ставки в связи с инфляцией. А он даже слово такое в первый раз слышал! Отпуск в аврорате закончился, и Джеймс вновь был вынужден выйти на службу. Он-то думал, что хоть тут, в схватках с врагом, сможет забыться, но не тут-то было. Грюм отказал ему в полевой работе, переведя на штабную должность.
Аргументировал главный аврор свою позицию тем, что молодой отец стал рассеянным и невнимательным. Почему-то Фрэнка от работы никто не отстранял! а он тоже молодой отец! Ещё и бесконечные подколки Сириуса, который помирился с семьей и, хотя не проживал в Блэк-хаусе, предпочитая домик покойного дядюшки, всё же бывал там часто. Бродяга от души потешался над другом, которому вдруг щедро перепало «взрослых» обязательств.
— Когда ты собирался мне сказать? — неприятно-резкий голос жены прервал размышления Джеймса.