Александра украдкой взглянула на Сурина. Сейчас он беседовал с одним из губернских чиновников и его молодой женой. В сердце Александры шевельнулась надежда. Быть может, Сурин не вспомнит, что следующий вальс он должен танцевать с ней, и пригласит на него ту женщину? Это было бы ужасно невежливо по отношению к самой Александре, но в сложившихся обстоятельствах она бы не оскорбилась, а только обрадовалась. И в самом деле, ведь это будет скандал, если Сурин будет танцевать свой самый первый танец с ней! Да и как он сможет пригласить ее, если они не представлены друг другу официально?
«А мазурка?» – испуганно вспомнила девушка. Про мазурку Сурин уж точно не должен забыть или перепутать этот танец с другим. Но на каком основании он может пригласить на главный танец бала именно ее? Ведь она не дочка или жена какого-нибудь важного чиновника!
«Зато я дочка его бывших хозяев, – с горечью подумала Александра. – Людей, которые когда-то позволяли себе обращаться с ним, как с бесчувственной вещью. И именно по этой причине он хочет танцевать мазурку со мной. Это не честь для меня, а наказание… за родительские грехи!»
Внезапно маменька стиснула ее руку:
– Дорогая, я сейчас упаду в обморок… Мне кажется, этот ужасный Сурин идет прямо к нам!
Александра вскинула голову и почувствовала, как у нее перехватывает дыхание. Маменька не ошиблась: Сурин шел прямо к ним. Его сопровождал князь Геннадий Львович Кропоткин – тот самый важный чиновник, с которым он беседовал пару минут назад, когда Александра на них смотрела. Пока она собиралась с мыслями и призывала на помощь самообладание, мужчины подошли и остановились напротив.
Кропоткин любезно поздоровался с Бахметьевыми и представил им Сурина. Потом смущенно посмотрел на Любовь Даниловну и сказал:
– А теперь, сударыня, позвольте мне откланяться. Думаю, вам, как добрым старым знакомым, будет лучше беседовать без посторонних. – И, не успела испуганная Любовь Даниловна возразить, как князь испарился.
Не зная, что делать, Бахметьева беспомощно взглянула на дочь. Собрав остатки мужества, Александра хотела начать с Суриным любезную светскую беседу, но он опередил ее.
– Боже, Любовь Даниловна, – проговорил он с открытой, дружелюбной улыбкой, – мне даже не верится, что прошло целых двенадцать лет! Должен сказать, вы почти не изменились за эти годы: я узнал вас сразу, как только вошел в зал.
– Неужели? – пробормотала она, вспыхнув от смущения. – Что ж, мне очень приятно…
– Нет, в самом деле, такое впечатление, что пролетевшие годы даже не коснулись вашей романтической красоты, – бойко продолжал Сурин. – Ну, разве что самую чуточку… А вот вашу дочь я бы ни за что не узнал! Подумать, в какую ослепительную красавицу превратился тот капризный ребенок, из-за которого у меня когда-то были неприятности с вашей строгой свекровью!
Любовь Даниловна еще больше смутилась и покраснела.
– Право же, господин Сурин, мне так совестно вспоминать… о наших былых недоразумениях.
– Пустяки, милая Любовь Даниловна, – отмахнулся он. – Я сказал об этом вовсе не затем, чтобы, упаси боже, в чем-то вас упрекнуть, а лишь потому, что меня поразила Александра Ивановна. А дети… они почти все капризные, как я заметил по детям своих знакомых.
– А вы сами, господин Сурин, не подумываете еще о наследниках? – спросила Бахметьева, не найдя ничего лучшего по теме разговора, неожиданно перескочившего на детей.
Брови Сурина задумчиво изогнулись.
– Да, откровенно говоря, начинаю подумывать в последнее время. Да только, прежде чем наследников заводить, сначала жениться нужно, а это для меня сложно. – Он выдержал паузу и продолжал тихим, доверительным голосом: – Оно-то понятно, что за богатство почти любая пойдет. Но ведь хочется же, чтобы жена любила и уважала не только твои деньги, но хотя бы немножечко и тебя самого.
– Понимаю вас, – закивала Любовь Даниловна. – Брак без любви и уважения – это просто чудовищно!
– И уж совершенно не хочется, – продолжал Сурин, – влипнуть в такой брак, где ты будешь стараться всячески угождать жене, а она тебе в ответ – презрение. За то, что ты не чистокровный дворянин, а… бывший холоп!
Бахметьева смущенно рассмеялась.
– Ах, ну что вы, господин Сурин, какие глупости! Не представляю, кто бы мог применить к вам такое нелепое определение. Разве что самые отсталые люди, напичканные предрассудками.
– Вы не поверите, сударыня, но в столице еще больше людей с предрассудками, чем в провинции, – усмехнулся Сурин. – Но бог с ними… Я слышу, полька закончилась, и сейчас начнется фигурный вальс. Любовь Даниловна, вы позволите пригласить вашу дочь?