— Не настолько, — прошептала я.
— Так, — хлопнула Маша себя по бедру, — сейчас мы встаем и идем в столовку обедать! А ты в это время представляешь, что Князев тут тебя не обследовал, а впервые за долгое время хорошенько выдрал! — Я округлила глаза, открыла рот и закашлялась. — Нет, не так! Янка, надо всех добить, чтобы подохли от зависти! Ну ты же видела, что там у него под рубашкой!
— Как теперь только это развидеть…
Я сглотнула, вздохнула поглубже и прикрыла глаза. Маша права. Стоит показать слабость — почувствуют, как акулы каплю крови. И да, мне далеко не в первые. Но с Павлом Петровичем слухи были абсурдны, поэтому было как-то проще. А тут…
Я поднялась, прошлась к зеркалу в углу над раковиной и поморщилась, глядя на свое отражение. Видок у меня был слишком подходящим для Машкиной легенды. Пришлось хотя бы пригладить торчавшие в разные стороны волосы, подтереть пятна от туши под глазами и заправить блузку в брюки.
— Молодец! — одобрила Маша, когда я обернулась к ней, более-менее удовлетворенная своей внешностью. — Пошли.
Мы вышли в коридор и направились к лифтам. Машка сразу же придумала тему для обсуждения, чтобы отвлечь меня от косых взглядов. Но я все равно цеплялась за них, все неувереннее переставляя ноги.
— Слушай, ну а как он в постели-то? Помещается хоть? — громко прошептала она, когда мы зашли в набитый лифт. И повисла гробовая тишина, в которой я медленно округлила глаза, тяжело сглатывая. Подумалось, что мы с Машкой больше не друзья. Но она вдруг продолжила: — А то я прошлогоднюю модель массажера не могу впихнуть на свою половину кинг-сайз. А Ксенька запрещает ее часть кровати продавливать всякими старческими девайсами. Я ей говорю, доживешь до моей тридцатки, будешь умолять меня им поделиться…
Я нервно хихикнула.
— Помещается, — выдавила сипло и прокашлялась. — Но с усилием.
До кафе мы добрались без приключений. Маша только хрюкала украдкой, а я закатывала глаза.
— Они созданы для того, чтобы их убивали завистью! — напомнила она мне зловещим голосом. — Иди место займи, а то набегут сейчас ординаторы. Тебе как всегда?
— Ага, — кивнула я и устремилась к свободному столику.
Интересно, Князев еще тут? Вряд ли. Я же ему всю одежду испоганила. Черт, надо было предложить оплатить химчистку. Может, предложить? У меня же есть его номер. Наверное, стоит. Да и повод спрятать взгляд в мобильный нашелся.
«Игорь Андреевич, это снова я…» — начала я собираться с мыслями и зависла.
Ну что за глупость? Будто он меня забыл после сегодняшнего утра!
«Игорь Андреевич, я бы хотела оплатить вам химчистку костюма. И извиниться еще раз за утро».
А я извинялась? Ах да, раз двести, пока раздевала его у дверей приемной. С губ сорвался униженный стон, и я отправила сообщение.
«Извинения не принимаются. Предъявлю вам счет позже».
Что? Я вылупилась на экран мобильного, не зная, что и думать. Он со мной флиртует? Издевается? Наказывает за неуклюжесть и наглость?
— Маш, может, он больной? — подняла я взгляд на подругу, когда та уселась за стол напротив.
Она пробежалась взглядом по сообщению:
— Больная из нас троих тут только ты, — неодобрительно покачала она головой. — Даже с диагнозом на сегодняшний час. А он просто тебя хочет.
— Ты смеешься? Меня? — Не найдя понимания на ее лице, я решила разъяснить свои сомнения. — Ты понимаешь, он ответил на мой звонок случайно. У него принцип: если попросили помощи, а он свободен, он возьмется. Но счастлив он явно не был, когда взялся…
— Я не видела счастливого хирурга, согласившегося оперировать в полночь перед выходными, — съязвила Машка и вгрызлась в булочку.
— Вдруг он псих? И теперь будет мне мстить?
— За то, что сказочно заработал за ночь? Убила бы тебя, ага…
— Ты его видела? — склонилась я ниже и зашептала. — Ему не нужны деньги…
— Нет, не видела. Ян, мужик тебя просто хочет, и другого тут не дано. Уверена, ему есть чем заняться по жизни кроме мести тебе.
— Ян, он взрослый мужик. Ожог у него, видимо, в другом месте. И не в том, где ты подумала! Роговицу ты ему спалила своей физиономией смазливой, а потом и сиськами упругого третьего размера!
— Там, где я подумала, тоже ожог, — пришибленно втянула я голову в плечи. О моей голой груди и торчавших сосках при постановке диагноза я буду вспоминать до старости. — Мне кажется, он хочет, чтобы я осталась без работы.
Маша закатила глаза и громко сербнула супа из ложки.
— Давай повышай сахар уже! — проворчала она. — А то снова упадешь в обморок, а я не Князев, таскать тебя на руках не буду.
Она ехидно хихикнула, а я неодобрительно нахмурилась, но последовала ее совету и взялась за суп. Обед действительно улучшил самочувствие. Странно, я ведь не первый раз в жизни забываю поесть, но чтобы меня от этого так жестко накрыло — это впервые. Может, старость?