Смотрю в стену, слушая равномерное дыхание Мирона. Но, мне кажется, что он тоже не спит.
Похоже, будем лежать так до утра как два придурка. Закрываю глаза, устраиваюсь поудобнее на его плече и пытаюсь убедить себя, что все нормально. Он просто греет меня. И пообещал, что не тронет. И, увы, мы в той ситуации, когда нам придется научиться друг другу доверять, даже если не хочется.
Как там мама, интересно? Неужели, реально поверила, что я где-то на отдыхе? И, неужели, сейчас нас двоих не ищет никто из друзей? Мирона-то хотя бы Крис его ждёт. А меня…
А Мирон, хоть и гад, все же бросился спасать меня от волков. А его дурному папочке даже и невдомёк, что нас могли сожрать. Воспитатель хренов.
Просыпаюсь в гордом одиночестве, но слышу на улице какую-то возню. По спине пробегают мурашки от воспоминаний о вчерашнем вечере.
После встречи с хищниками мне совершенно не хочется выходить из дома.
Начинается второй день нашего безумного приключения. Хотя, приключением его очень условно можно назвать. Издевательство. Но, вариантов нет. Интересно, захочу ли я в старости рассказать это внукам?
Тянусь и переворачиваюсь на другой бок, на подушку Мирона. От нее чувствуется легкий запах сырости и… сводного. Не аромат его духов, нет. Лёгкий запах пота и кожи. Не неприятный, а, наоборот, притягательно-мужественный.
– О, боже, – вздыхаю и скорее обнюхиваю свою футболку. Я потею не сильно, но за эти дни я так употела, что тоже… попахиваю.
И Мирон это чувствовал, скорее всего. Кошмар какой-то. Нет, в принципе, мне нет дела до его тонкой душевной организации, я не заставляла его со мной спать, но… как девушке мне, конечно, неловко. Надо натопить снега и хотя бы постирать вещи.
Откидываю одеяло и встаю на прохладный пол. По телу пробегает лёгкий холодок. В доме уже достаточно тепло, но все же он до конца ещё не протопился. Ежась, семеню к печке. Возле нее на стульях висят мои штаны и кофта.
– Доброе утро, – раздается со спины голос, по интонации которого не сильно-то и похоже, что утро доброе.
Оборачиваюсь к Мирону, прикрываясь штанами. Он лишь хмыкает, глядя на это, и отворачивается, но не уходит. Опирается плечом о дверной косяк.
– Доброе, – отзываюсь таким же тоном и натягиваю штаны. Обращаю внимание, что он уже где-то раздобыл валенки и щеголяет в них. В принципе, это самое верное решение, потому что наша обувь не предназначена для высоких сугробов.
– Я развел костер. Приготовь еды.
– Так есть же, – замираю с кофтой в руках. – Гречка, суп. Я разогрею.
– Я не ем вчерашнее.
Давлюсь воздухом и закашливаюсь.
– Ты издеваешься? – выдыхаю зло. – Еда в холодильнике, она не испортится за один день. Суп, наоборот, еще вкуснее будет!
Мирон отрицательно качает головой.
– Тогда сам себе готовь, – возмущаюсь, – барин!
Сводный вскидывает голову, громко фыркнув, резко отстраняется от косяка и молча уходит на улицу, довольно сильно хлопнув дверью.
Психушка. Смотрю на свои носки, которые он тоже повесил сохнуть к печке и вздыхаю.
Несмотря ни на что, он позаботился обо мне.
Лезу в холодильник и смотрю, что у нас есть. Что он может любить? Мясо, наверное.
Выхожу на крыльцо. Мирон занимается огнем и стоит спиной ко входу.
– Ты картошку ешь? – уточняю у него. Молчит, будто меня нет.
– Ау! Я с тобой разговариваю. – повышаю голос, но сводный все равно не отзывается. – Ну и иди в жопу.
Фыркнув, закрываю дверь и мстительно кошусь на засов, но не трогаю. Ухожу в дом и достаю мясо и картошку. Оставшейся талой водой мою сковородку и нарезаю продукты. Картошку – в кастрюльку, сварить. Мясо с куском сала пожарить.
Когда снова выхожу на улицу, Мирона уже нет возле костра. Вижу, как он за домом что-то куда-то таскает. С опаской кошусь за забор, но ни волков, ни следов крови не вижу. Ставлю на огонь решетку, сверху чайник, кастрюлю и сковородку. Пока все нагревается, быстренько справляю нужду и умываюсь снегом. Набираю его во все свободные кастрюли и ставлю возле печки. Я не собираюсь тут сидеть и потихоньку превращаться в вонючее грязное чудище.
Довольно быстро мясо начинает шкварчать и я жарю его до красивой ароматной корочки. Аж у самой слюнки начинают течь. Но это для того, кто ничего не ест. Я могу и двухдневным супом с гречкой перебиться.
– Мирон, иди есть! – зову его громко, когда он в очередной раз мелькает вдали. Не оборачивается и не отзывается. Вздохнув, ухожу в дом. Обиделся, что ли? Ну, ладно, ладно.
Сижу за столом, положив ноги на стул и, нервно покачивая ими, пью чай и медитирую то на кастрюли со снегом, то на остывающую еду. Слышу шаги на крыльце, скрежет двери.