Друзья Мирона подозрительно на нас косятся, но идут к подруге, ничего больше не спрашивая.
– Тебе ее совсем не жалко? – уточняю, глядя на то, как Мирон невозмутимо проходит в комнату и переодевается.
Вижу на его обнаженных плечах царапины, оставленные мной в порывах страсти и краснею. Я даже не думала, что так умею.
– Совершенно. Она же напала на тебя.
– Ну, это ревность, – пожимаю плечами и смущенно отвожу взгляд, когда он беспардонно стаскивает с себя трофейные штаны, обнажая крепкие накачанные ягодицы.
– Ты так же ревнуешь? – хмыкает Мирон.
– Нет. Я бы мысленно послала тебя в жопу и ушла молча. – усмехаюсь.
– Вот и вся разница, понимаешь? – оборачивается он, натягивая трусы. – Переодевайся, пока они не вернулись.
Киваю и беру свои вещи. Немного посомневавшись, ухожу из комнаты и прячусь за печкой, быстро переодеваюсь в чистую одежду. Она непривычно пахнет плохо выполосканным мылом.
– Надо всю еду выкинуть и помыть кастрюли. – вздыхаю, заглядывая в холодильник.
– Давай мы сейчас просто закроем дом и приедем сюда через несколько дней? Я не готов сейчас еще два часа тратить на то, чтобы убирать тут все.
– Надо всего лишь выкинуть еду и протереть кастрюли, – хмурюсь.
– Ладно, – закатывает Мирон глаза и начинает помогать мне.
Выношу очередную кастрюлю, чтобы он вылил ее.
– Можешь уезжать, если не веришь мне! – слышу его возмущенный голос и открываю дверь.
Мирон говорит с другом. Нахмуренный и явно злой. Вижу, как вся его поза кричит о том, что он напряжен.
– Да верю я тебе, – уступает тот, подняв руки и коротко взглянув в мою сторону. – Я просто спросил. Ждем в машине.
– Это последняя. – киваю на кастрюлю с супом из кильки, когда Мирон замечает меня.
– Отлично, – бурчит он в ответ. – Поехали уже.
Ухожу обратно в дом и быстро заправляю диван. Собираю в один пакет остатки еды, в другой мусор и аккуратно вырубаю автомат под потолком. Наше убежище погружается во мрак, снова приобретая нежилой вид.
– Идем? – заглядывает Мирон в темную кухню и ставит кастрюли на стол.
– Что с печкой делать? – смотрю на него с сомнением.
– Да ничего не делать, – пожимает он плечами. – Дрова я туда подкинуть не успел. Сейчас просто остынет и все. Пошли.
Мирон забирает у меня пакеты и пропускает на улицу, прикрывая за нами дверь.
– О чем вы говорили с другом? – уточняю между делом, пока идем к машине.
– Ни о чем, – фыркает он, но, немного помолчав, все же вздыхает. – Эта дура сказала им, что реально от меня беременна.
31. Забава
– Так, может, беременна? – кошусь на него.
Мирон закатывает глаза и зло фыркает, ничего не отвечая.
Ладно, я и сама понимаю, что скорее всего, она лжет, чтобы добиться своей цели любым путем. Только не понимаю, зачем. Разве можно так бегать за человеком, который не питает к тебе симпатии? Это же унизительно. Или это я какая-то неправильная и просто никогда не любила?
Мирон первым залезает на заднее сидение, потому что там уже сидит Крис, а затем тянет руку мне. Забираясь в салон, бросаю взгляд на драчунью. Она сидит, прижав салфетку к припухшей щеке. Да, неудачно упала. Обидно перед самым новым годом такой фингал заработать. Мне ее правда искренне жаль и, несмотря ни на что, я чувствую свою вину.
Крис судорожно всхлипывает и отворачивается к окну сильнее, когда машина начинает медленно сдавать задом, оставляя позади наш дом, а затем и другие, ветхие и заброшенные жилища. Чувствую, как Мирон крепче сжимает мою ладонь.
– Сделай погромче, – просит он своего друга и тот поворачивает регулятор звука на магнитоле.
Салон заполняет ритмичная мелодия. Внедорожник лихо разворачивается на развилке и набирает скорость. Вот и все. Мы едем домой.
Закончилось наше приключение длиной в три дня. Кажется, так мало, но по ощущениям время текло совсем иначе. За эти дни произошло очень много событий, которые помогли нам с Мироном сблизиться. В городе этому произойти было бы просто не реально. А тут деваться было некуда.
И я… наверное, я благодарна отчиму.
У меня в душе сейчас творится какая-то вакханалия. Чувства, которые я отрицала, рвутся наружу и мне хочется рассказать о них всему миру. И, в то же время, мне страшно. Страшно, что это не навсегда. Мы же два взрывных придурка. Сколько протянем вместе в городе, где взять и разбежаться гораздо легче и проще, чем в безлюдной заснеженной деревне?
Три дня наедине помогли обнажить наши чувства, но что, если вдруг они не достаточно крепкие и в городе просто не пройдут испытание на прочность?