Королева Опустошенных Земель насытилась и ушла, не оставив почти никого, кроме трех аспирантов, сумевших сражаться и выжить, по чистой случайности, потому что в этой резне не было правых и виноватых, и шестерых детей, слишком маленьких, чтобы излучать достаточно безумия и достаточно маленьких, чтобы спрятаться.
Раньше у школы было имя, теперь его нет. Раньше у нас были имена, теперь их нет. Мы отрезаны о мира, где-то там выходят новые книги, где-то там снимают фильмы, летают в небесах, но у нас есть только небольшой клочок земли посреди леса. Мы учимся, чтобы стать настоящими волшебниками и выбраться отсюда.
Мы учимся, чтобы стать сильнее наших учителей и пройти сквозь пустоту.
Мордред перекладывает вилку и нож, так чтобы они располагались еще ровнее, а потом говорит:
- Тот, кто это сделал все равно будет наказан. Я даю вам минуту, чтобы признаться. Птицы важны в наших ритуалах. Так что, один или пара, а может быть каждый из вас портите школьное имущество. Это наказуемо. Даю вам тридцать секунд на добровольное признание.
Он принимается считать, постукивая лезвием ножа по тарелке. Я снова смотрю на мертвую ласточку, меня тошнит от страха при мысли о том, что я могла это сделать. Это представление почти становится воспоминанием, иногда со мной такое бывает. Мне хочется расплакаться, когда тридцать секунд истекают, однако я сдерживаюсь.
А потом я чувствую, как в моей голове разрывается какая-то струна, без которой я вся становлюсь обнаженной и уязвимой. Я смотрю на своих однокурсников. Гвиневра сидит прямо, как будто ничего не происходит, Моргана закрывает глаза, на ее губах играет легкая улыбка, Ниветта раскачивается вперед и назад, а Кэй зажимает уши руками. На Гарета я стараюсь не смотреть.
Ощущение беззащитности, полной капитуляции охватывает меня сильно и мгновенно, мне приходится покориться ему, потому что сопротивляться чтению мыслей больно.
Я чувствую, как взгляд Мордреда скользит по моим мыслям, перебирает их, отбрасывает ненужные. И я знаю, что он не имеет особенного пиетета перед тем, что происходит в моей голове. Я стараюсь расслабиться.
Наконец, ощущение чужого присутствия исчезает.
- Хорошо, - говорит Мордред, достает блокнот и что-то в него быстро записывает. - Это действительно не вы. В таком случае, вас ожидает внеплановая уборка территории. Доброго дня.
- А еда? - спрашивает Кэй. Мордред хмыкает, а Гарет говорит:
- В смысле, еда? Вот же она.
Я слышу смех Морганы, громкий и заливистый. Она дергает меня за волосы и заставляет посмотреть в сторону Гарета. Перед ним развороченная тушка ласточки, от которой мало что осталось, кроме перьев, обагренных свернувшейся за ночь кровью. По обглоданным косточкам совершают променад жуки. Я стараюсь справиться с тошнотой.
Вот причина, по которой мы не дружим с Гаретом. Причина, по которой с ним вообще нельзя дружить.
Птиц оказывается действительно много и все они были мертвы. Среди высокой травы их не сразу удается заметить. Я собираю ласточек в плетеную корзину, больше подходящую для ягод или фруктов. Все они выпотрошены, причем, судя по позам - прямо в полете. Они падали на землю уже мертвыми. Но ведь ласточки не летают ночью. Что могло заставить их подняться в воздух, чтобы там умереть?
Моргана гладит меня по волосам, когда я отыскиваю в высокой, мокрой от росы и крови траве, очередную птицу. Не сказать, чтобы она мне как-то помогала, однако ее прикосновения приятны.
- Как думаешь, почему он устроил этот спектакль с завтраком? - спрашиваю я.
Моргана пожимает плечами, она срывает головку анемона и устраивает у себя за ухом.
- Не знаю. Когда не нужно платить за завтрак, можно позволить себе его всем испортить.