- Мы - никто. У нее нет глаз, поэтому мы плачем за нее.
- Тогда кто - она? - спрашиваю я. А потом шепчу одними губами:
- Номер Девятнадцать? Номер Девятнадцать, это ты?
В этот момент кто-то выливает на меня как минимум таз ледяной воды. Я вскакиваю, перед глазами рябит, и я бью себя по щеке.
- Вивиана! - шепчет Моргана. Она стоит надо мной, ее руки раскинуты, она создавала воду. - Вивиана, девочка, мы думали, ты мертва.
- Или в коме, - говорит Ниветта.
- Лично я думал, что ты мертва.
А потом Кэй меня обнимает, и я отпрыгиваю, потому что моя ночная рубашка намокла, и мне неприятно и неловко. Некоторое время я не могу произнести ни слова. Моргана гладит меня по волосам, нежно и долго. Мы сидим, привалившись к стене, и я не совсем помню, как я тут оказалась. Наконец, у меня достает слов и сил рассказать то, что я видела.
- Ты думаешь, что это был Номер Девятнадцать? - спрашивает Ниветта.
Я глажу, машинально, даже не осознавая, насколько это интимно, татуировку на внутренней стороне бедра Морганы.
- Я не знаю, - говорю я. - Там было трое мальчишек. Они плакали вместо женщины с повязкой на глазах. Я, если честно, понятия не имею, что это значит.
- Значит, что нельзя баловаться с электричеством, - говорит Кэй. И, кажется, это самая разумная фраза, сказанная за всю историю Кэя.
К тому времени, как я окончательно прихожу в себя, начинает рассветать. Нежно окрашенное небо готовится встречать новый день, а у меня песок в глазах от второй бессонной ночи подряд, и в то же время, может быть из-за электрического разряда, прошедшего сквозь мое тело, я чувствую себя болезненно бодрой. Мы с Морганой спускаемся с чердака последними.
- То, что с тобой произошло, - говорит Моргана самым сладким голосом. - Все доказывает.
- Или я схожу с ума. Окончательно, - говорю я. Но сейчас мне по большей части все равно. Мы проходим по лестнице, бесшумно и осторожно, наблюдая, как дом окрашивается в голубовато-серый цвет, готовясь к новому дню.
До подъема остается десять минут. Ниветта и Кэй уже проскользнули в свои комнаты, чтобы переодеться. А я совершенно не чувствую, зачем они так спешат.
- Давай, девочка, - шепчет Моргана. От нее пахнет мятной жвачкой или зубной пастой, у нее мягкие подушечки пальцев, как у кошки. Сейчас все эти детали кажутся мне очень яркими. - Признай, что у нас получилось.
- Слушай, - начинаю я. - Понятия не имею, был ли это Номер Девятнадцать, или я просто слишком вдохновилась твоей проповедью, и увидела жуткое видение, потому что меня жахнуло электрическим током. Как ты считаешь, какой вариант логичнее?
Моргана смеется, и в этот момент, совершенно одновременно с ее смехом, я слышу пронзительный крик, далекий и отчаянный, он идет из-за ворот. Моргана замирает, глаза у нее становятся круглые и испуганные.
Кричит Гвиневра.
Мы бросаемся к двери с одинаковой быстротой, даже прежде, чем мне приходит в голову мысль о том, что бежать на чей-то крик может быть опасно, что лучше позвать взрослых. В голове у меня ни единого разумного предположения, крик Гвиневры вытесняет их все. У меня нет ответа на вопрос "почему", ведь иногда я даже хочу, чтобы Гвиневра умерла, и тогда я стану лучшей ученицей.
В саду еще прохладно, солнце не вступило в свои права, и моя кожа мгновенно покрывается мурашками. Мы бежим сквозь заросли кустов, и один раз я едва не падаю, зацепившись за ветку сирени. Моргана хватает меня за руку, вцепившись ногтями в запястье, и мы снова бежим. Крик не прекращается, и, на удивление, приносит облегчение. Пока Гвиневра кричит, она жива. То есть, если Гвиневра кричит, значит она жива.
Мы добегаем до пруда, где я сидела вечером, и меня охватывает тошнотворная паника - может все из-за меня? Нет, не просто, может быть, а совершенно ясно, что все из-за меня.
Гвиневра одета в форменное платье, видимо, спать она не ложилась. Она стоит по пояс в пруду и, судя по всему, уже не раз ныряла, ее одежда, ее волосы, вся она вымокла до нитки. Вокруг нее кружат птицы, те самые мертвые ласточки, от которых она закрывается руками, пытается отмахнуться. Видимо, Гвиневра не может сосредоточиться, чтобы применить магию. Ласточки мертвы, это очевидно. Их вспоротые внутренности мелькают то тут, то там. Они мельтешат вокруг Гвиневры, целясь своими острыми клювами ей в глаза. Я вижу, что руки Гвиневры уже изранены, но ей удается защитить лицо.
Очевидно, она просто не может колдовать, если ее руки заняты попытками защитить глаза и шею.