Моргана громко и грязно ругается, потом толкает меня:
- Давай, милая, ты же у нас волшебница номер два! Докажи это!
Моргана с помощью заклинания отрезает ветку ближайшего дерева, перехватывает ее и бросается в бой. Я хочу сказать ей, что это вряд ли может быть эффективным, ласточки и так уже мертвы, а потом понимаю, что если я ничего не сделаю, Гвиневра умрет. И Моргана умрет. И я буду виновата в этом. Одна только мысль заставляет меня остолбенеть. Я пытаюсь сосредоточиться, но ничего не идет на ум, меня трясет так, что я не уверена, смогу ли я сделать нужный жест. Если, конечно, пойму, какой из них нужный. Ласточки перекидываются и на Моргану, которая вслепую старается огреть их палкой посильнее. Моргана и Гвиневра в воде, среди кувшинок, отбиваются от птиц, а я стою на берегу, в полной или, по крайней мере относительной, безопасности и не представляю, что делать.
Мне просто ничего не приходит в голову, как будто все мои мысли специально покинули мозг именно в этот момент. Как будто я это специально. Тогда я бью себя по лицу, больно, так что прямо чувствую, как на щеке зацветает красным прилившая к сосудам кровь.
И мне тут же вспоминается, что делала Гвиневра на занятии Ланселота. Просто, талантливо и изящно. Я не уверена, что смогу это повторить, с другой стороны, у меня ведь на самом деле нет никакого выбора.
Я шепчу заклинание, стараясь совместить в одной формуле слова "тернии", "оружие" и "веревка". Не уверена, что Гвиневра использовала именно эту формулу, но другой у меня нет. Ласточки мельтешат перед глазами, пытаясь поранить мою лучшую подругу и мою соперницу, и мне никак не удается выделить из этой пернатой, когтистой толпы какую-то одну птицу, чтобы начать заклинание. Наконец, я замечаю птичку поменьше других, молодую особь, на которой могу сосредоточиться. Я вспоминаю, в подробностях, жест Гвиневры, и стараюсь его повторить. Мне не верится, что у меня получится что-либо, я все время отвлекаюсь на то, что происходит с Морганой, вижу ее исцарапанные руки и порванную ткань ее ночной рубашки. Впрочем, может именно это придает мне чувства, а чувство, это важная составляющая магии. Грудь ласточки, которую я приметила пронзает терний, я вижу на одном из шипов, вышедших сквозь нее, крохотное сердечко. А потом все случается слишком быстро, мои движения становятся автоматическими, и я удивляюсь, насколько точно помню то, что делала Гвиневра.
Я вижу, как тернии вылезают из клювов птиц, проходят сквозь их грудные клетки, вползают в их разверстые животы, связывают их друг с другом, крепко накрепко. Я улыбаюсь, прежде чем понимаю, что идея Гвиневры, конечно, была замечательная. Только не для этой ситуации. Моргана и Гвиневра, замирают, чтобы тернии их не задели и, не успевая выбраться, потому что все происходит слишком быстро, они оказываются в клетке. Тернии опутывают их, прилегая почти вплотную и чудом не раня, птицы, насаженные на шипы и ветки продолжают дергаться, как живые, их крылья колыхаются, бьются, из раскрытых ртов выходят стебли, но клювы продолжают двигаться.
- О, - говорит Гвиневра. - Великая волшебница. Не самое лучшее время, чтобы украсть чужую идею.
Гвиневра и Моргана стоят тесно прижавшись друг к другу, и Моргана кусает Гвиневру за ухо, видимо, очень больно, но та только морщится.
- Извините! - говорю я, уверенная в том, что специально навредила им, - Я сейчас все исправлю!
В этот момент импровизированная клетка сама собой загорается, я визжу, девочки визжат, теснее прижимаясь друг к другу. Сначала я думаю, что это сделала я, случайно, из-за злости, но обернувшись, вижу Ланселота. Он стоит очень спокойно, как будто не он едва не поджег своих учениц только что. Одним, едва заметным движением, он, видимо, ускоряет процесс горения. Птиц и тернии, все тут же, в секунду, пеплом осыпается в воду, и девочки с облегчением отскакивают друг от друга, Гвиневра без сознания падает в воду.
Мы с Морганой кидаемся вытаскивать ее, пока она не захлебнулась, но Ланселот нас опережает. Взяв Гвиневру на руки, он выходит из воды, рявкает:
- Что здесь происходит, идиотки?!
Мы начинаем сбивчиво объяснять, но Ланселот прерывает нас.
- Крик? Какой крик?
- Вы не слышали?
- Вас трех не было в комнатах, когда я пришел, и я отправился поискать.
Гвиневра все еще без сознания. Лицо и шея у нее исцарапаны, но больше всего досталось рукам. Царапины почти сливаются в одну большую, общую, рану.