Мордред говорит:
- Так называемый Номер Девятнадцать, это лишь одно из проявлений Королевы Опустошенных Земель. Которой вы открыли врата. По незнанию, и все же, это сделали вы. Но вы не первые, кто допустил такую ошибку.
Мордред рассказывает нам ту же историю, которую рассказал мне. Я смотрю на Ланселота и Галахада. Галахад задумчиво кивает, погруженный в свои мысли, а Ланселот смотрит в окно. Им стыдно, думаю я, похоже на то.
Однажды Галахад рассказывал нам, почему мы все носим эти имена из "Смерти Артура". После резни никто из выживших не помнил ничего о своей жизни, даже собственное имя. Мы ничего не помнили. Они взяли первую попавшуюся им книгу, и назвали нас. И назвали себя, потому как их старая жизнь закончилась.
Теперь Мордред впервые открыто говорит о том, почему их воспоминания сохранились. Ниветта неотрывно смотрит на него своими жуткими глазами, Кэй пытается со всеми переглянуться, чтобы выяснить, как относиться к новости, Гвиневра поджимает губы, вскидывает брови, монолог явно не удовлетворяет ее полностью и все же открывает какие-то ответы. Моргана сидит с отсутствующим видом, кроме Номера Девятнадцать ее ничто в этой истории не волнует. И только Гарет продолжает просто внимательно слушать, силясь понять.
Мордред говорит:
- Завтра мы проведем совместный ритуал, чтобы закрыть свой разум. Королева Опустошенных Земель не опасна, пока вы не накормите ее до отказа. Для нашей же безопасности мы проведем ритуал, чтобы быть невосприимчивыми к ее влиянию.
- Вы имеете в виду, - говорит Гвиневра. - Что мы не будем видеть и слышать проявления ее активности. Но не сделает ли это ее еще более опасной?
Мордред смотрит на часы, приподняв их за цепочку.
- Только незапятнанный получит силу, - говорит он так тихо, что мне кажется, будто это слышу только я.
Мордред снова оборачивается к огню, а потом добавляет:
- Она не опасна до определенной стадии. Если в нужный момент отрезать ей доступ к нашим страхам и фантазиям, она зачахнет. Она ничего не может сделать.
Именно в этот момент огонь в камине гаснет, будто его мгновенно задул кто-то очень большой, кто наблюдал за нами все это время. Мордред стоит неподвижно, будто все еще наблюдает за несуществующим огнем. Мы с Морганой прижимаемся друг к другу, я от страха, она от возбуждения. Кэй сползает к нам, как и Ниветта. Чуть подумав, пару шагов вперед делает Гвиневра, а Гарет пулей слетает с кресла.
- Ребята!
- Отвали, Гарет! - говорит Моргана, когда он ее обнимает.
Я чувствую, что дрожу.
- Галахад! - зовет Моргана.
- Мордред прав, - говорит Галахад ласково. - Сохраняйте спокойствие. Все будет в...
Наверное, он хотел сказать "в порядке", но мне на ум приходит другое словосочетание, потому как именно в этот момент в окна начинают биться мертвые ласточки. Они оставляют пятна собственной крови на стекле, но не могут его разбить. Гвиневра кричит, и я протягиваю ей руку, за которую она тут же хватается.
Мы превращаемся в один большой, испуганный комок. Ласточки продолжают биться о стекла, так что окна становятся красными от крови с редкими сгустками налипших внутренностей. Ласточек вокруг даже не огромная стая, их целый рой, как насекомых. Я с легкостью представляю, как они застилают весь наш довольно просторный особняк, так что не остается ни клочка неба над нами. Они вьются, бьются, их голоса наполняют гостиную. Ласточки поют, кричат и трещат в пародии на свои живые голоса, однако она выходит атональной, неправильной, вызывающей внутренний трепет своей инаковостью.
- Сделайте что-нибудь! - говорит Гвиневра, но взрослые не двигаются. Впрочем, это не значит, что они ничего не делают. Окна полностью окрашиваются красным, однако остаются целыми.
Я думаю о том, что будет если этот птичий рой ворвется внутрь. Какая страшная смерть, думаю я, от кровопотери из маленьких ранок, заставляющей слабеть все сильнее с каждой секундой. Впрочем, меня утешает, что скорее мы все умрем от удушья, когда черно-красная армия ворвется внутрь. Гвиневра вцепилась в меня безо всякого такта, я чувствую ее хватку, сжимающую мои ребра, и мне даже становится тяжело дышать.
А потом, в один момент, все заканчивается. Будто дирижируя, Мордред хлопает в ладоши, а потом резко разводит руки. Тяжелые шторы тут же снова смыкаются, заглушая звуки ударов, но ничуть не утихомиривая крики мертвых ласточек. Свет мгновенно зажигается, и я вижу, почему Мордред так и не отвернулся от камина, даже когда огонь погас, почему он ни на секунду не отвел взгляда.