Моргана заканчивает говорить, и голос ее тут же меняется:
- Вот мы идиоты! Мы должны были понять сразу. Он пришел. Он пришел за нами. Потому что мы звали.
- Это абсолютно точно, - говорю я. - Только не уверена, что он пришел нам помочь.
- Заткнись, мышонок. Мы близки к свободе. Как никогда. И мы не можем позволить взрослым все испортить.
Я закрываю рот. Далеко не всегда Моргана не отличается особенным стратегическим мышлением, но я не могу ее не слушать. Моргана открывает шкатулку и достает оттуда сиреневый, светящийся кристалл на щепочке. Я не сразу понимаю, что сам кристалл - абсолютно бесцветный, а сиреневым в нем переливается какая-то жидкость, прозрачная и наполненная цветом одновременно, чуть светящаяся в полутьме.
- Что это? - спрашиваю я.
- Защита от магии. Это мне подарил Галахад. Но я уверена, что он узнает, когда я ей воспользуюсь.
- Узнает?
- Да. Он ее сделал. Он это почувствует. Я хочу, чтобы ты скопировала это. В часы или куда там, как тебя учил Мордред. И мы разделим заклинание вместе. Этого хватит, чтобы продолжать видеть и слышать.
Я не уточняю у Морганы, хотим ли мы продолжать видеть и слышать. И все же, часть меня абсолютно уверена в том, что ответ не в слепоте и глухоте, не в молчании. Что Мордред и остальные хотят что-то от нас скрыть.
- Не уверена, что у меня получится скопировать заклинание. Я ведь не знаю, как оно создавалось.
- Попробуй. Давай, мышонок, ты можешь.
Я беру кристалл на тонкой серебряной цепочке. Он тяжелый и холодный, в моей руке будто зажат кусок не тающего льда, который почти причиняет мне боль.
- Будет легче, если заклинание распространится только на тебя, - говорю я.
- Нет, - отрезает Моргана. - Я не хочу, чтобы ты осталась за бортом. Ты мне помогаешь, а поэтому заслуживаешь знать.
Я пожимаю плечами. На самом-то деле я очень хорошо понимаю, чего хочет Моргана. Или, вернее сказать, чего она не хочет - оставаться один на один с тем, что увидит. То, что делают взрослые может быть не совсем честно, но довольно милосердно.
Ласточки, думаю я, и пытаюсь вспомнить, что еще может показать нам Номер Девятнадцать. Что он любил, что ненавидел.
- Сейчас, - говорит Моргана и лезет в тумбочку, опять роется в поисках чего-то. А я снова и снова прокручиваю в голове дневник Номер Девятнадцать. Что он любил? Таблетки, потому что от них переставало быть больно, а иногда даже становилось хорошо. Ему нравилось, когда приносят таблетки в крохотном пластиковом стаканчике, он любил складывать из них слова, играть ими. Еще он любил железные инструменты, они блестели и казались ему самым красивым, что есть на свете. Хирургические инструменты, которыми резали его тело заменили ему восхищение цветами и небом. Еще ему нравились сросшиеся близнецы, которых он иногда видел. Над ними тоже ставился эксперимент, но, судя по всему, иной, чем над Номером Девятнадцать, Четыре и Двенадцать. Номеру Девятнадцать нравилось, как они выглядят и нравилось, что они никогда не бывают одиноки.
- Что еще нравилось Номеру Девятнадцать? - задумчиво спрашиваю я.
- Опухоли, - легко отвечает Моргана. - Номер Девятнадцать восхищался способностью раковых клеток преодолевать сопротивление живых организмов. Адаптивность, способность прорасти где угодно. И еще он любил банановый пудинг и шоколадное молоко.
- Не думаю, что нам стоит опасаться призраков бананового пудинга, - говорю я.
- Совершенно точно не стоит, - смеется Моргана, хотя я вовсе не была намерена пошутить. - Нам стоит опасаться Маленьких Друзей. Я, если честно, сколько не перечитывала, так и не поняла, что это за штуки.
- По-моему, его воображаемые друзья, которых он мучил и наделял разными болезнями.
Моргана пожимает плечами, а потом, наконец, достает то, что искала. Я вспоминаю эту вещь сразу же и невольно улыбаюсь. Карманные часы, которые я подарила Моргане на ее тринадцатый день рожденья. Одни из первых, которые я собрала. Они позолочены, с резной крышкой, где тонкие-тонкие нити металла сплетаются в узор, похожий на восточную вязь. По краям крышки следуют друг за другом рыбки с завитыми хвостами. Я беру у Морганы часы, смотрю на них. Надо же, Моргана их сохранила, хотя ни разу не носила с собой. На оборотной стороне моей рукой выцарапано "Лучшие друзья навсегда".