Я слышу сквозь шум далекие голоса детей. Кто-то говорит:
- Долго мы еще будем идти? Я есть хочу.
- Долго, - отвечает ему голос Номера Девятнадцать.
- А куда мы идем?
- Не знаю.
- А что мы...
- Номер Двенадцать, - говорит Номер Девятнадцать. - Я не знаю.
- Ну и ладно, - говорит Номер Двенадцать жизнерадостно и почти тут же добавляет:
- А ты знаешь, где мы?
Я пытаюсь идти на звук их голосов, не видя ничего, на ощупь. Дождь хлещет все сильнее, и мне почти что больно от его холода. Мальчишки уходят куда-то, я слышу, как что-то тяжелое будто волочат за собой, и я слышу голос Номер Двенадцать:
- Что делать с Номером Четыре?
- Не знаю, не знаю, не знаю.
- То есть ты вроде как вообще ничего не знаешь?
- Ничего не знаю, - соглашается Номер Девятнадцать. А потом я слышу его плач и слышу, что Номер Двенадцать начинает ему вторить. Шаги стихают, наверное, они устраиваются где-то под деревом.
- Тяжело было тащить? - сквозь слезы спрашивает Номер Девятнадцать.
- Ну нет, легко довольно, он же пустой.
А потом они заливаются слезами еще горше прежнего, и мне хочется утешить их, но я даже не могу их увидеть. Несчастные, одинокие дети, которым некуда идти. И никто не может им помочь.
Я знаю, что не сплю, я прекрасно осознаю, что происходит и могу в любой момент очнуться. Происходящее похоже скорее на грезу, очень подробную и сильную. Запах трав и мокрой земли поднимается ко мне, и я вдыхаю его, совершенно не чувствуя запах духов Морганы в комнате, и все же часть меня знает, что я ее не покидала.
Я нахожусь в полной темноте, но звуки и запахи, ощущения так невероятно реалистичны, что мне снова кажется - реальность пытается от меня ускользнуть.
Или, может быть, это я пытаюсь ускользнуть от реальности. Номер Девятнадцать говорит, отплакав свое:
- Мы пойдем и найдем укрытие на ночь. Иначе мы заболеем и не сможем идти. А если мы не сможем идти, мы умрем.
- А если мы умрем, то будем разлагаться, а если мы будем разлагаться, то...
- Заткнись. Нам нужно согреться. Давай попытаемся построить себе убежище.
- Ты ведь это можешь. Ты же у нас все можешь.
- Я не знаю. Я не понимаю, как.
И я думаю, что Номер Девятнадцать вообще ничего не понимает, и это очень грустно. В этом лесу, пустом и холодном, некому подсказать ему, что делать и куда идти дальше. И я кричу ему:
- Номер Девятнадцать!
Но он не слышит меня, потому что это его жизнь, которую я никак не могу изменить. Прожитые, утекшие минуты.
- Номер Девятнадцать! - кричу я снова, уже зная, что это совершенно бесполезно. Я ведь даже не вижу его мира.
А потом я чувствую легкость, ощущение кружения возвращается с новой силой, я будто летаю, и мне почти хорошо. Кто-то невидимый гладит меня по голове, и от его прикосновения становится легче, будто что-то заземляет меня, и дождь перестает стегать меня так болезненно и сильно, и влажная земля под ногами не застревает между пальцами.
Отчетливее всего я ощущаю чей-то поцелуй, удивительно нежный, почти невесомый и в то же время собственнический - меня еще никто так не целовал, будто мы уже любовники.
И тогда я понимаю, что, наконец, сплю.
Глава 5
Когда я открываю глаза, луна уже заливает комнату своим ласковым, холодным светом. В детстве Кэй говорил, что луна холодная и ласковая, как руки у мамы. Это он придумал, мы ведь не помним, какие у наших мам были руки.
Я приподнимаюсь, потом потягиваюсь. Не сразу до меня доходит, что комната не моя, а Морганы. Во тьме силуэты ее бесконечных шкатулок, флакончики с духами и рассыпанная косметика кажутся мне такими родными, что я даже не отслеживаю их присутствие.
В доме тишина, и я понимаю, что сейчас далеко за полночь. Звезды переливаются, как крохотные драгоценные камушки на браслете Морганы, оставленном на тумбочке. Я беру его в руку, рядом с застежкой болтаются две крохотные розочки. Очень красивая и очень простая вещь, Моргана любит ее даже несмотря на то, что ей не нравится, когда все просто.
Я улыбаюсь и, наконец, просыпаюсь в полной мере. Я чувствую себя отдохнувшей и свежей, и понимаю, что давным-давно не чувствовала себя так спокойно и правильно.