Я начинаю плакать, не смея шевельнуться, и языки облизывают мне руки и ноги. Эти языки либо мертвые и очень холодные, либо неприятно горячие и влажные от текущей по ним крови.
Я плачу и плачу, и какой-то, пахнущий мертвечиной и еще чем-то резким, химическим, зверек, крохотный, похожий на ласку, слизывает мои слезы. У моих ног в пушистый, черно-белый комок свернулся безголовый барсук, это единственный для него способ проявить ласку.
И тогда я начинаю кричать. Я кричу громко, сквозь слезы, вовсе не потому, что кто-то хочет меня загрызть. Мне страшно пошевелиться и причинить боль этим крохотным, пугающим существам. Маленьким Друзьям Номера Девятнадцать.
Мне кажется, я верещу целую вечность, а чьи-то хрупкие лапки гладят меня, будто хотят успокоить. Слезы никак не останавливаются. Перестав кричать, я шепчу тихим, хриплым голосом:
- Простите меня, милые, отпустите меня! Я ничем не могу вам помочь!
Любое мое движение причинит вам боль. По моим руке скользит половинка змейки, и я боюсь ей двинуть. Вторая рука оказывается свободна, поэтому я протягиваю ее к лисичке с кровоточащим сердцем. Я вижу что в ее лоснящейся шерсти спрятаны украшения. Я перебираю тонкие бусинки, иду по ним, будто по тропинке, спускаясь вниз, осторожно, так чтобы не свернуть никуда, и не попасть в разверстую лисью рану. Я нащупываю кулон, спрятавшийся в густой шерсти прямо над раной. В прекрасно вырезанной золотой рамочке переливается изумруд, огромный и невероятно зеленый. Лиса чуть склоняет голову, будто помогает мне снять с нее украшение. И когда я его снимаю, щенок перехватывает цепочку, и я боюсь двинуться, задеть его, замираю, а он встает на задние лапки, опираясь на мои плечи, и надевает кулон на меня.
Именно в этот момент я слышу, как открывается дверь. Я ожидаю услышать голос Морганы, но говорит Гвиневра.
- Вивиана!
- Я здесь, - слабо отзываюсь я. Гвиневра готовит заклинание, я слышу ее шепот и кричу:
- Нет!
Но поздно, заклинание отбрасывает от меня зверей, и они издают тонкие, жалобные звуки, от которых мне хочется плакать снова и еще горше, и в то же время часть меня остается совершенно бесчувственной, как и всегда. Часть меня думает, что сейчас ее стошнит.
Гвиневра подбегает ко мне, вздергивает меня за руку, шипит:
- Теперь мы квиты!
- Ты не так поняла, не так поняла, - шепчу я. Но Гвиневра выводит меня из комнаты, захлопывает дверь и приваливается к ней. Я делаю то же самое. Некоторое время мы молчим, меня трясет.
- Ты видела то же, что и я? - спрашиваю я, наконец, и зубы у меня стучат от страха.
- Конечно. Неужели ты думаешь, что я позволила бы им скрыть от меня правду?
- Но как ты...
- Заткнись, я же не спрашиваю, как это сделала ты.
Кто-то скребется в дверь, жалобно скулит и причитает, я дрожу. Я нащупываю рукой кулон, сжимаю его.
- Где Моргана?
- Они на чердаке. Кое-что нашли. Меня больше интересует, где взрослые.
Гвиневра смотрит на кулон, который я сжимаю в руке.
- Что это?
- Изумруд, - говорю я.
- То-то меня интересуют минералы сейчас, хорошо, что ты заметила.
Гвиневру всегда интересуют лишь способы задеть кого-то побольнее, думаю я, и еще - способы быть первой во всем.
- Я нашла его там. У...стремных зверьков.
- Маленьких Друзей?
- Откуда ты знаешь?
- Я кое-что помню из нашего детства. Пойдем на чердак. Посмотришь кое-на-что.
Я чувствую раздражение, такое сильное, что единственное, чего мне хочется - приложить Гвиневру головой об стенку. Ничья подруга зовет меня на чердак к моим друзьям, чтобы показать что-то, что она уже видела, а я нет.
Однако через секунду я понимаю, что злюсь, на самом деле, на своих друзей, которые должны были прийти за мной вместо Гвиневры.
Гвиневра встает, вздергивает меня на ноги, а я снова подаюсь к двери, слушая скулеж и скрежет коготков по деревянной обшивке.