У Номера Двенадцать были родители. В отличии от Номера Девятнадцать, он не вырос в больнице. Наверное, он начал вести альбом, когда только попал туда, поэтому рисунки на первых страницах выглядят такими обычными.
Я говорю:
- А с чего бы взяли, что зуб принадлежит Номеру Четыре?
Ниветта его переворачивает, и я вижу, что на нем блестит посеребренная пломба, на которой выжжен номер четыре. Я беру зуб, верчу его в руке. Внутри пломбы или в чем-то вроде нее что-то все еще плескается. Я вспоминаю легенду о емкости с цианидом во рту у Мордреда, о блеске на его зубе, вдыхаю и забываю выдохнуть.
- То есть? - говорит Кэй. - Номер Девятнадцать и его друзья здесь учились, но умерли во время резни?
Я, Моргана и Гвиневра одновременно качаем головами.
- Они живы, - говорит Моргана. - В самом прямом смысле этого слова.
- Взрослые, - говорит Гвиневра.
А я вспоминаю запах мокрого от дождя леса, наполнявший мои легкие то ли во сне, то ли в видении. Что будем делать с Номером Четыре, вспоминаю я, и еще вспоминаю: он такой легкий.
И тут же вспоминаю, как Галахад доставал бьющееся свиное сердце. И как он говорил, что живет благодаря звериным органам, которые вложил в него Мордред.
- Они стали волшебниками! - говорит Моргана. - Вот как они выбрались! В них пробудилась магия, и они пришли сюда, в школу.
- Иными словами, - говорит Гвиневра. - Не вы ответственны за то, что Номер Девятнадцать устраивает нам "Призрак Дома на Холме".
- Или мы, - говорит Моргана. - Мы звали его. Думаю, Мордред сам не рад, что...
- Мордред?! - восклицает Кэй.
- А ты как думаешь, умник? Кто из наших взрослых больше всего похож на жуткого мальчика-убийцу? - спрашивает Гарет.
- Все, - говорит Кэй. - А то ты не знаешь.
- Мордред, это рабочая гипотеза, - говорит Гвиневра. - Но мы точно знаем, что Галахад - Номер Четыре. Он мертв.
- Мы точно знаем, - говорю я. - Что Мордред - Номер Девятнадцать. Галахад говорил, что именно Мордред вернул его из мертвых.
- Но Номер Двенадцать тоже мог вернуть Номера Четыре.
- Нет, - говорю я, вспоминая свое видение. - Номер Двенадцать тогда ничего не мог. Все делал Номер Девятнадцать.
Я рассказываю им то, что я слышала и чувствовала, однако совершенно не видела во сне, а потом и то, что произошло после. Все слушают меня, затаив дыхание, и я чувствую себя совершенно как в детстве.
Только теперь все намного сложнее. И я понятия не имею, что мы должны делать с этой информацией. Может быть, просто жить дальше было бы вернее всего.
Некоторое время мы молча смиряем друг друга взглядами, в которых читается одно и то же - недоумение. Я не уверена, что когда-либо хотела знать о том, что наши взрослые и есть Номер Девятнадцать, Номер Четыре и Номер Двенадцать.
Кроме того, мне кажется, что у Морганы энтузиазма по поводу Номера Девятнадцать значительно поубавилось. Он больше не пленительная сказка, не способ проверить свою власть, он человек из плоти и крови.
Гвиневра говорит:
- Я подозревала, что они лгали нам все это время.
- Они не лгали, - говорю я. - Не совсем лгали. Они просто не говорили нам о том, кем являлись до пришествия в школу. Столько лет прошло, думаешь им было приятно об этом вспоминать? Думаешь это вроде семейной истории, которую можно рассказать детишкам?
Ниветта гладит меня по руке, успокаивающим легким движением.
- Ну, ну, девочка, ты слишком близко к сердцу принимаешь...
Но Моргана ее перебивает:
- Номер Девятадцать жив, и все это время он, вероятно, догадывался, что мы ему поклоняемся, - в ее голосе слышится обида.
- Или понятия не имел и был приятно удивлен, - говорит Гарет.
- Ой, заткнись. Я думаю, все он знает.
Глаза Морганы наполняются злым, способным прожечь дыру в металле огнем. Ей кажется, будто Мордред обманул ее, и она в ярости. Я не совсем понимаю причины возникновения ее эмоций, однако сами они для меня - открытая книга.
- Мы должны найти их, - говорит Моргана.
- В здании их нет, я осмотрела все комнаты, - говорит Гвиневра с готовностью. Мы с Ниветтой и Кэем, как и всегда, настороженно переглядываемся, опасаясь быть втянутыми в авантюру Морганы. И не понимая, что мы уже втянуты в нее.