Это странно, потому что по-хорошему ситуация ведь совершенно не смешная. Она непонятная, страшноватая, загадочная и интересная, в конце концов, но уж точно не смешная. Мы останавливаемся, одновременно, взрыв землю под ногами низкими каблуками туфель, и сгибаемся пополам, пытаясь отдышаться и перестать хохотать. Получается плохо.
- Эй! - говорит Кэй. - Вы чего?
- Идите дальше без нас!
- Мы сейчас придем, - выдавливаю я.
Мы остаемся в саду перед домом одни, выхваченные золотым светом фонаря из ночи. Кулон холодит мне грудь там, где сердце.
- То есть, - говорит Ниветта. - Повторим и закрепим.
- Закрепим и повторим, - отзываюсь я, и мы обе снова начинаем смеяться.
- Мы все детство поклонялись собственному директору, - говорит Ниветта неожиданно серьезно. Я киваю, стараясь сделать такое же мрачное лицо, но в итоге начинаю некрасивейшим образом хохотать.
- Это, - начинаю я, задыхаясь. - Просто иронично. Я имею в виду, это же даже не смешно.
- Я вообще не знаю, почему я смеюсь.
- Просто мой мозг решил, что это настолько странное сочетание, настолько по-разному сошлись две важных вещи в моей жизни, что это оказалось смешно.
Ниветта хмыкает.
- Я читала, что смех это защитная реакция мозга на стресс. Какие-то вещи настолько не совпадают друг с другом, кажутся настолько неправильными и так не сочетаются, что ты начинаешь смеяться.
И мы снова начинаем смеяться. А потом, когда спазмы, наконец, утихают, вступаем из-под фонаря на крыльцо, и я открываю дверь.
Первое, что пронзает мой слух - выстрелы. Я давным-давно их не слышала. В последний раз, когда Ланселот пытался научить Кэя охотиться в тринадцать. Мы с Ниветтой бросаемся на звук одновременно, на меня вдруг снова нападает смех, но я сдерживаю себя.
Звук идет из зимнего сада в задней части дома. Весной и летом там почти никого не бывает, только иногда приходится поддерживать цветы магией, Галахад говорит, это хорошая тренировка.
Мы называем это место зимним садом, хотя на зимний сад в классическом понимании, то есть на то, что описывают в книгах и показывают в фильмах, он не похож. Это просторный белый зал с высокими арками окон и длинными рядами абсолютно белых стеллажей.
Моргана в детстве называла зимний сад библиотекой цветов, и определенное сходство действительно есть. На высоких стеллажах ровными рядами стоят укрытые прозрачными стеклянными колпаками цветы. Здесь есть все, от покрытых невесомым пухом одуванчиков до экзотических орхидей. Розы десятков видов теснятся рядом с колокольчиками. Скромные гвоздики рядом с похожими на звезды, по крайней мере по мнению древних, астрами.
Цветы причудливо разделены на группы, но никто из нас так и не понял логики, которая вложена в эти последовательности. Цветы образуют причудливые скопления алого, желтого, голубого и синего, белого, однако группки, разделенные так, всегда небольшие.
Я думаю, что Мордред, а без сомнения автор этой затеи именно он, ведь он любит цветы, хотел создать в этом пространстве что-то вроде букета. Последовательность, в которой на стеллажах стоят цветы, ряды полевых, но обязательно синих, ряды полевых, исключительно желтых, а между ними породистые, королевские розы невероятных оттенков - порождена исключительно его разумом.
Истинный смысл этого букета может знать только Мордред, но выглядит зимний сад причудливо и прекрасно, там всегда ни пылинки, ни пятнышка, он идеально белый, раскрашенный только цветами, неподвижными цветами под стеклом.
Мы с Ниветтой распахиваем тяжелую дверь, оказываясь в царстве белого. Часть меня уже приготовилась увидеть кровь моих друзей, размазанную по стенам. Дверь задевает вполне живого Кэя, и все остальные тоже к ней жмутся. Мы проскальзываем внутрь.
- Он нас видит? - спрашиваю я.
- Я вас слышу, идиотки, - рявкает Ланселот.
Он стоит по середине этого прекрасного места, у него в руках охотничье ружье, и он целится.
- Дижонская роза, значит? - рявкает Ланселот, разворачиваясь. - Охренительная красота!
Он спускает курок, раздается рев выстрела, а потом звон осколков, Ланселот сносит розе головку, а вместе с ней в пыль разлетаются два соседних колпака, и цветы тут же вянут, осыпая почерневшие лепестки.
- Бельведер, сука?! - говорит Ланселот и так резко разворачивается, что мы все вместе прижимаемся к стене, и я обнимаю Ниветту, однако Ланселот лишь стреляет в другую розу.