- Думай, думай, думай, - говорил он. Когда он обернулся ко мне, у него была раскроена бровь, и кровь залила глаз, но он улыбнулся, едва-едва, и дверь позади него распалась металлической пылью. Вот такой он был ребенок.
Ланселот вдруг смеется, и этот смех отдает острым стеклом, безумием, заставляет меня поежиться. Он пинает ружье с привычной ему злостью. И мне сразу становится спокойнее.
- А что еще вы хотели узнать? - спрашивает он насмешливо. - Что с нами не так? Все с нами не так. Но мы постарались, только постарались вырастить вас так, чтобы вы были счастливы. Теперь все кончено. Как в сказках: кто-то нарушил какой-то запрет, и теперь наказаны будут все.
- Что? - спрашивает Гвиневра.
- А то ты не знаешь, - рявкает Ланселот.
В этот момент дверь больно бьет меня по спине, я отскакиваю и вижу Галахада. В бледном, почти хирургическом свете белого зала он кажется еще мертвее, кожа его будто отдает синевой.
- О, - говорит Галахад без удивления. - Момент откровенности?
- Поучаствуешь? - спрашивает Моргана, облизнувшись. Галахад бросает на нее совсем звериный взгляд, а потом неожиданно спокойно мотает головой.
- Воздержусь. Я представляю, что вы чувствуете, дети. Но у Мордреда проблемы, большие проблемы. В некотором роде они касаются и нас. И в некотором роде они связаны с тем, что он постоянно врет. Будь он честнее, вы не устроили бы здесь подобного рода активность.
Галахад облокачивается о стену, что-то в его движениях всегда кажется мне неестественным, как если бы неодушевленная вещь вроде вилки вдруг обрела бы собственную волю к перемещениям в пространстве. Это скорее ощущение, нежели наблюдение, но оно очень сильно, и иногда из-за него я не могу смотреть на Галахада.
- Послушайте меня, ребята, - говорит он спокойно, ласково. - Нам стоило рассказать о нашем прошлом больше, но пролитую воду не соберешь. Мордреду очень плохо. Действительно очень плохо. Разумеется, у него дурной характер, местами он очень мерзкий человек и мало когда бывает приятен, однако мы были вашей семьей все это время. И теперь ему не нужна даже ваша помощь, ему нужно немного покоя, чтобы разобраться с собой. Я знаю, что вам страшно, но ему сейчас еще страшнее. Вы уже далеко не дети, и если вы проявите лучшие свои качества, сможете подумать о том, что кому-то рядом тоже может быть плохо и просто не замечать того, что творится, мы будем вам очень благодарны. Мордреду нужна ваша поддержка, молчаливая вера в него. Он этого никогда не оценит, но Мордред сделал для вас очень много, и он заслуживает понимания. И сочувствия.
У меня эта речь вызывает комок в груди. И вправду, Мордред воспитывал нас и учил, заботился о нас, когда нам было плохо и страшно, иногда он даже успокаивал нас, а теперь мы носимся вокруг его беды, сжигающей его изнутри, как вокруг новой интересной книги, на которой мы все помешались. Мы слишком долго просидели взаперти, поэтому все кажется нам веселым приключением, способом развлечь себя и разнообразить свою ограниченную реальность. Мы пугаемся и надеемся ровно как дети, которым предложили интересную загадку, а вместо этого мы могли бы повести себя как взрослые люди. Кто знает, как безумие может разъесть нас самих, кроме того мы никогда не переживали то, что пережил Мордред. Мне становится стыдно, а Галахад продолжает:
- В любом случае, то, что происходит не опасно для вас. Это всего лишь иллюзии его больного разума.
- Которые чуть не убили меня, - говорит Гвиневра.
- Потому что ты верила в них и принимала иллюзорных птиц за настоящих. Это наша ошибка, и мы очень перед тобой виноваты. Но теперь, когда мы знаем, что все это иллюзии, мы в безопасности, ничего страшного больше не случится...
- Э-э-э, - говорит Гвиневра. - А это тогда что?
Я, с сердцем сжимающимся от стыда, разворачиваюсь в сторону Гвиневры, чтобы сказать ей что-то осуждающее, и тут слышу звон сотен разбитых стеклянных колпаков, лопающихся к один миг. Я закрываю глаза, Моргана визжит, правда в голосе ее больше восторга, чем страха. Мы отступаем, и когда вихрь осколков утихает, и я решаюсь открыть глаза, то вижу такое, от чего весь стыд у меня сразу же пропадает. Как и все другие чувства, кроме страха. Цветы сплетаются друг с другом в безумном танце, так быстро и так точно, под влиянием невидимой силы, связывающей их друг с другом, они образуют огромную, упирающуюся в потолок фигуру. Очертания похожи на оплетенный цветами скелет огромной рептилии с размашистыми, цветущими крыльями. Дракон, понимаю я, это дракон, созданный из сотен и сотен цветов, сплетенный воедино. Алые розы, его глаза, смотрят на нас так, будто он видит. Это существо не должно быть способно даже стоять, а оно видит. Огромное, величественное, оно стоит перед нами, созданное из самых редких цветов, синее, белое, желтое, оранжевое, красное, будто воплощенный в хищника сад. А потом оно открывает полную шипов пасть и издает громкий рев.