- Спокойно, - говорит Ланселот. - Оно совершенно не опасно. Это просто маленькая, безобидная иллюзия, которая на самом деле...
Потом дракон совершает рывок, совершенно как рептилии в передачах про животных, и его челюсти смыкаются на руке Ланселота, брызгает кровь. Дракон не откусывает ему руку, хотя согласно размерам, мог бы сделать это. Я вижу, как сквозь места укуса внутрь Ланселота проникают шипованые стебли, похожие на те, что создавали я и Гвиневра, они струятся дальше, будто причудливые вены под его кожей, шипы прорывают рубашку.
Ланселот выкрикивает заклинание, и дракон, и занимается пламенем, но только на секунду. Стебли внутри Ланселота сгорают, оставляя длинные полосы ожогов, идущие вверх, к плечу. Мне отчего-то думается, что они добрались бы до сердца, непременно бы добрались.
- Хорошо, ребята, - выкрикивает Галахад. - Манипуляция отменяется, просто бегите!
Ланселот орет от боли, Галахад создает два меча, и один кидает ему. И в эту минуту, в отличии от предыдущего критического момента, реакция Ланселоту не отказывает. Он ловит меч здоровой рукой.
Я понимаю, что надо бы бежать, но красота дракона, созданного из цветов, огромной магической твари завораживает меня, а Ланселот и Галахад кажутся двумя рыцарями, которые готовы защищать нас ценой жизни.
Нужно им помочь, думаю я, нужно бежать. Мысли эти бьются во мне как-то отдельно от воли, я просто стою и смотрю на это величественное существо, которое сплетено из самых прекрасных на свете цветов. В груди дракона я замечаю свои любимые незабудки, и не могу перестать любоваться. Соцветия и бутоны раскрываются в нем так, как будто драконы дышит через них, они пульсируют, как какие-то клапаны.
- Быстро! - шипит Моргана, я чувствую ее хватку на моем запястье. - Бежим!
- Но они...
- Они сказали - бежать! - говорит Кэй. - И мы бежим.
Дракон снова издает чудовищный рев, бросается на Ланселота, который успевает отскочить, задев его лезвием меча, распоров кусок сплетенного из цветов плеча. Какая красота, думаю я, какая невероятная красота. Вниз медленно падает головка хризантемы, синяя, как море.
А потом кто-то, скорее всего Моргана, выталкивает меня за дверь, и я успеваю лишь увидеть, как дракон своей лапой сметает Галахада так, что тот ударяется о стену.
- Мы должны им помочь! - говорю я, скорее потому что должна это сказать, чем из желания сражаться с цветочным чудовищем.
- Мы должны делать, что они сказали, - рявкает Гвиневра, и на секунду мне кажется, что она сейчас даст мне пощечину. Совесть играет во мне скорее, чем настоящее желание помочь, и я снова бросаюсь к двери, а потом понимаю, что никакой двери нет - есть чистая, белая стена.
- Вы все тоже это видите? - спрашивает Кэй. И я понимаю, что именно не так. Вернее, я понимаю, что не так абсолютно все. Что мы вообще не дома.
Еще я понимаю, что стою в чем-то липком и мокром, как бы в луже. Только это не лужа дождевой воды или даже мокрой грязи. Это лужа крови. Впрочем, лужа тоже неверное слово. Весь коридор в крови, и мои белые носки по щиколотку окрашены красным. Меня тошнит, и я готова провалиться в обморок, в ад, куда угодно, лишь бы всего этого не видеть.
Мы стоим посередине больничного коридора. Люминесцентные лампы непрестанно мигают, и даже их холодный, ненадежный свет не разгоняет полностью тьму в конце коридора.
- Больница, - шепчет Ниветта. - Они здесь!
- Кто?
- Они!
И я думаю, что Ниветта снова повествует о своих галлюцинациях, выбрав, без сомнения, лучшее время, но она добавляет:
- Взрослые! Вернее, мальчишки, которыми они были!