— Поезжай к колодцу один и подожди меня там,— морщась, сказал он Салиху. — Все равно вперед выскакиваешь. Где уж моей кобыле с твоим гремучим скакуном тягаться...
Салих укатил, смолк треск мотоцикла, без следа развеялась гарь. Снова Юсуп-ага был один среди необозримых просторов. На земле бесконечные ряды барханов, в небе золотые цепи звезд. По звездам найдет он дорогу на Кровавый колодец, где в одну из таких вот ночей была безвинно пролита его кровь.
Юсуп-ага стал по пальцам считать: сколько лет не был он на Кровавом колодце? Выходило — десять. Не случись этой пенсии, он, может, еще десять лет не попал бы туда. А теперь надо, надо.
За шестьдесят лет пустыня стала ему дорога и нужна, как может быть нужен близкий, родной человек — мать, отец, старший брат...
Зимняя стужа, словно мудрый лекарь, вымораживает из человека гниль и сырость, бодрит его мышцы, проясняет ум. А до чего же сладко дремлется зимой у жаркого сазакового костра! Весна в пустыне — время немыслимой красоты. Травы так обильны, высоки! А цветы!.. Все семь красок мироздания ярко сверкают под лучами обновленного солнца. И, словно гости на той, со всех концов земли слетаются птицы. Осенью тоже. Прямо темно от птиц...
И он должен все это покинуть!..
Опять тоска сжала сердце жесткой рукой. Прочь, прочь!.. Юсуп-ага даже головой тряхнул и заторопил лошадь.
У Кровавого колодца его поджидал Салих. Когда старик спешился, тот сказал, глядя на часы:
— Ты добрался сюда за два часа, яшули. Юсуп-ага уловил скрытый смысл этих слов, но пренебрег им, так как не считал скорость преимуществом.
— Огня не разводи, — попросил он. — Мне хочется, чтоб вокруг было так же темно, как в ту ночь.
Сняв с гвоздика у двери ключ, Салих отпер дверь чабанского домика и вскипятил чай на газовой плите.
— Где стелить кошму?
— А где мы были в ту ночь?
Салих постоял, подумал, поглядел вокруг и раскатал цветастый войлок шагах в пятидесяти от колодца, близ руин какого-то древнего строения. Юсуп-ага удовлетворенно кивнул — место найдено правильно.
Сели пить чай. Салих все поглядывал на циферблат и наконец сказал:
— Сейчас два часа тридцать минут. Через полчаса время, когда явились они.
— Откуда ты знаешь так точно? — изумился Юсуп-ага.
— Я установил это позже. Петухи кричат трижды за ночь — в двенадцать, в три и в шесть. Бай прискакал, когда петухи пропели второй раз.
Смежив веки, полулежал на кошме Юсуп-ага и вспоминал события сорокалетней давности. Вот такая же ночь была в сентябре 1930 года... Он и двенадцатилетний подпасок Салих спали на кошме у догорающего костра. Вдруг залаяла собака, донесся конский топот. Кого это несет?
«Бай-ага едет проверять своих баранов», — высказал догадку Салих.
Дрожь опасения пробрала чабана. Никогда не приезжал хозяин с проверкой среди ночи. И теперь не для проверки явился.
Бай приехал в сопровождении вооруженной свиты. Юсуп принял у него коня, отвел к коновязи. В нарушение всех приличий, бай не произнес приветствия и традиционных вопросов о житье-бытье. Юсупу тоже не дал выполнить ритуал, спросил в лоб:
«Ты подал заявление в колхоз?»
«Да».
«Глупая выходка. Зачем тебе колхоз? Что ты будешь там делать? К тому же народ поднял восстание против новых порядков. Пока не кончится вся эта суматоха, овец следует пасти в уединенном месте. Гони отару на запад».
Куда девалась обычная робость чабана! Юсуп ответил решительно:
«Я не погоню твою отару на запад. И вообще не буду ее пасти. Вчера еще сказал об этом твоему младшему брату. Жду только, чтобы кто-нибудь принял у меня овец».
Повинуясь байскому взгляду, рослый джигит со свирепым лицом подошел к Юсупу. Тот не успел и сообразить, что к чему, как руки его были скручены за спиной,
«Ну-ка, подумай, — ощерясь, сказал свирепый джигит. — Ты и впрямь не хочешь пасти овец бая-ага?»
Юсуп промолчал. По правде говоря, он растерялся. Как же так? Отныне у баев не должно быть тысячных отар. У многих уже овец отобрали. А этот не подчиняется комиссии. Но ведь люди комиссии сказали, что вернутся с отрядом и не дадут в обиду бедняков, подавших заявление в колхоз! А у него скручены за спиной руки...
«Оглох?! — Джигит яростно стеганул плеткой воздух перед носом Юсупа. — Будешь ты пасти овец бая-ага или нет? Отвечай!»
«У баев не должно быть овец».
«У баев были, есть и будут овцы».
«Я не стану их пасти. Я вступлю в колхоз».
Бай мигнул, свирепый джигит поспешил к нему, наклонился почтительно, выслушивая приказание. До ушей Юсупа донеслось: