Быков впереди остановился, наклонился. Присел на корточки, что-то разглядывая. Подойдя, мы уставились тоже. Асфальт вспучился широкой неровной полосой поперек всего проспекта — словно снизу что-то долго и упорно напирало. Будто кто-то большой хотел выйти, но не вышел, раздумал, только сопки от своих усилий оставил: вон, впереди целое море!
— Тектонические складки! — авторитетно объяснил недавно учивший географию Димка.
Быков разогнулся, осторожно подставил ногу на «складку», подавил, пружиня. Держит. И скакнул, не оглядываясь, на другую «сопку». Он-то скакнул. А вот дедулька пыхтит, на асфальтовые сдвиги взбираясь. Тяжко, ему, сердешному. Вверх-вниз, вверх-вниз… Чем мы не горные козы?
— За козла ответишь! — пообещал Быков, не оборачиваясь. Это у нас бывает. То ли думаем одинаково, то ли мысли иногда друг у друга читаем… Вверх-вниз… Бам-с! Ая-я- яй! Села на выступ, закатала штанину.
— Больно?
— Чтоб тебя, Динго! — Быков. — Смотреть под ноги надо!
— Скакать поменьше надо! — огрызнулась я. — Распрыгался! Платок хоть дайте!
— Свой надо иметь.
— Да иди ты…
— А вот у меня, — суетился дед, — бинтик есть… и зеленочка…
И еще целый склад в оттопыренных карманах. Аптеку грабанул, что ли? З-забавно, как говорит Быков. Я встала, подрыгала перевязанной ногой. И увидела в расщелине асфальта блекло-синий цветок. Цветы тут, елки-палки, растут… Черте че, а не город. Пнула его рассеянно и похромала за мужиками.
И мы уже дошли до перекрестка, когда произошло это…
В спину словно кто-то толкнул теплой громадной пятерней и мы обернулись разом. Дом, мимо которого мы только что прошли, бесшумно обрушивался вниз. Нет, не обрушивался, а съезжал, как съезжает песок со слишком высоко построенной песчаной горки… Ну, понятно? Просто мягко и совершенно бесшумно осыпался на проспект, словно был построен не из плит, а из пыли.
Быков тянул меня за шиворот, а я все не могла отвернуться, все смотрела. И Димка глядел — у него висли губы. И дедуля хлопал себя по ляжкам и бормотал что-то очень невнятное. И Быков жал меня к себе, гладил по спине и говорил, как лошади:
— Ну… ну…
И только тогда я поняла, что меня изрядно потряхивает. Вернее, не потряхивает, а прямо-таки колотит.
— Ну… — говорил Быков, хлопая меня по загривку. В чувство приводил. Самого бы кто привел — морда-то серая…
Это маленькое происшествие придало нам скорости. Больше мы не останавливались — неслись плотной стайкой посреди проспекта, и город все глубже заглатывал нас серой громадной пастью…
Часа через три проспект врезался в широкое, скучающее пустотой, шоссе. За ним на многие километры тянутся наши жутко хозяйственно важные комбинаты: в городе людей чуть меньше миллиона, а заводов хватило бы на несколько. И стояли они сейчас как на ладошке, потому что высокой бетонной ограды не было — валялась она на земле, только кое-где торчали крепежные столбы. На боку лежала будка проходной, сразу за ней свалкой — искореженные плиты и фермы… А еще дальше — невредимые корпуса основных цехов.
— Странная какая-то авария, — сказал Быков, оглядывая все это хозяйство. — Репетиция какая-то, а не авария. Что здесь было-то?
— Что же мы стоим? — учитель, как спохватившийся хозяин, всплеснул руками и первый засеменил через шоссе. Откуда-то несся ровный гул…
Этого фрукта мы увидели сразу.
— Ну вот же! — умилился дед. И явно захотел заорать в том смысле, что мол, здравствуйте, товарищ дорогой, вот и мы, вами долго жданные… Да Быков его малость пресек — рядом с «товарищем» валялась двустволочка. Мирная такая, смирная. Я так поняла, традиция у нас в городе появилась — выходить из дома только с огнестрельным.
— Вот что, — изрек Быков, малость поразмыслив, — подождете, пока я вам махну. Встаньте-ка вон там, да… Динго! Оружие не трогать. Я сейчас.
Человек по-прежнему копошился к нам спиной. Быков припустил к нему так бодро и уверенно, что я диву далась — как на свиданку с братом родным. Я отпихнула Димку и двинулась вслед за Быковым по дуге — чтобы ни тот, ни другой меня не застукал. Мужик напрягся, откинулся назад, тягая какой-то стержень. Стержень не шевельнулся. Мужик опустил руки, рассеянно отряхивая куртку, повернул голову — я аж присела…
И ничего не произошло.
— Привет, — сказал Быков, подходя.
— Привет, — равнодушно сказал мужик, — где остальные?
— Там, — сказал Быков честно, — сейчас придут.
— Ну-ка, подмогни… шатни его, шатни… — они хором поднажали и отскочили — груда железа поехала вниз.
— Уф! — сказал мужик, отдуваясь и глядя на Быкова с уважением. — Здоров ты, парень!
— Что здесь было?
— Склад. Если пригонят кран…
— Не опасно?
— Ты, главное, вглубь не суйся, здесь-то все нормально, да гляди, чтобы солдатня не… Это кто?
Это были Димка с дедом.
— Извините, — издали пискнул дед, — я полагаю, все в порядке?
— В полном, — сказал Быков хмуро.
Мужик искоса взглянул на него и сделал нерешительный шажок к ружью. Но там уже сидела я. Понятно, с автоматом.
— Во! — сказал он и оглянулся на Быкова. — Вы откуда, ребята? Веселые такие…
— А вы? — спросил Быков.
— Чего не эвакуировались, говорю?
— А вы? — спросила я.
— Так я… что я… проснулся утром — пусто, смотрю. Сначала думал — рехнулся. А потом думаю — ничего. Надо ловить момент. И ребята попались.
— Какие ребята?
— Хорошие, — сказал мужик твердо, — деловые. Так что идите своей дорогой. Ей-богу, а?
— Воруем? — ласково спросил Быков.
— Я предупреждал, — сипло сказал мужик, глядя мимо нас.
Я оглянулась. Из-за завала вышли двое.
Один из них был Яснев. Яснев-младший.
Он, наконец, зашевелился.
— Здравствуй.
Я наклонила голову, осматривая его с ног до головы.
— Здравствуй, — крепче сказал он.
— Здравствуй, — у меня над головой сказал Быков.
— А… и тут.
— И ты здесь.
— Слышь, — сказал плененный, — слышь, я думал, он от тебя.
— Дим, — сказал Быков, — подбери-ка ружо, не дай Бог стрельнет.
Яснев из-под бровей обвел лица учителя и Димки ползущим взглядом.
— Диана, — сказал в воздух, — у меня к вам есть одно предложение…
Мне было больно на него смотреть — как от яркого солнца резало глаза. Быков взял меня за плечо.
— Ты погоди, — сказала я, не оглядываясь, — ты послушай.
— Так вот, — методично продолжал Яснев, — вы сейчас отдаете нам оружие…
Я уже перестала слышать. Глаза резало все сильнее — я подняла руки вместе с автоматом, чтобы вытереть слезы — и нажала на курок.
Это была длинная-длинная очередь…
Сверху обрушился огромный кулак Быкова, отбивая вместе с пальцами нежданно оживший автомат.
Автомат захлебнулся и грохнулся на землю.
И пули пропахали землю у ног моего брата.
Неизвестно, кто из нас испугался больше. Я села на землю, уцепившись за твердую ногу Быкова, и снизу смотрела на застывшие лица. Все молчали. Минуты две точно молчали. Потом Быков вздохнул, поднял автомат — как берут дубинку — в обе руки. И сказал веско:
— Идите-ка вы… не оглядываясь.
И они пошли.
Мы становились мощным боевым соединением.
До гостиницы мы все-таки добрались — ближе к вечеру. Быков долго бродил по красной дорожке коридора, что-то там измерял, просчитывал, обдумывал, потом сказал решительно:
— Здесь. Угол — прикрытие. Справа и слева два выхода
— И входа, — вяло сказала я. Быков, не обратив внимания на мою ценную реплику, возле кровати в порядке разложил оружие, и мы устроились. В одной комнате. На двух кроватях. Правда, сначала Быков долго умащивался на полу, кряхтел, вздыхал, потом пришел ко мне, сказал хмуро: