И не дав мне возможности сбежать, он в два шага преодолевает расстояние между нами и, сграбастав мою талию своей лапищей, тесно прижимается… хм… подушкой-овечкой к моему животу.
- Время расплаты – кровожадно усмехается, но в глазах по-прежнему пляшут бесенята.
- Ладно. Я – человек слова. Обещала, значит, целуй! – демонстративно закрываю глаза и выпячиваю губы.
И жду. Жду. Жду. Что вообще происходит? В смысле, почему НИЧЕГО не происходит? Приоткрываю сначала один глаз, а потом и другой. Совсем рядом вижу озадаченное лицо Маркаса, который гипнотизирует взглядом мои губы, но все так же их не касается.
- Что? – спрашиваю шепотом.
- Ничего – отвечает.
И вытянув, как я, губы в трубочку чмокает меня. А потом смотрит с таким выражением, словно его обманули, но не поймет в чем. И тут до меня доходит.
- Ты никогда не целовался? – спрашиваю, стараясь не рассмеяться.
- Очень надо – почти с обидой отвечает, спуская наглую руку вниз и весьма ощутимо сминая мою ягодицу в своей пятерне.
- Ну…, вообще-то это очень приятно – отвечаю, мгновенно погасив веселье.
- Я предпочитаю завалить девчонку, пристроится между ног и хорошенько объездить, а остальное – ересь! – гордо сообщает мне этот образец питекантропа.
- Хочешь, покажу, что это вкусно? – спрашиваю, глядя в глаза.
- Хочу! Но если меня не впечатлит – мы спим вместе, в одной постели, и ты – с голой грудью - выдвигает условия этот гений стратегии.
Далась ему моя грудь.
- Договорились – отвечаю категорично, сдвинув брови, но на самом деле чувствуя, как налилась тяжестью вышеупомянутая часть тела, и потеплело между ног уже от одной только мысли, что я его поцелую.
Надо же, сколько животного магнетизма в одном единственном мужике, чтобы я так растеклась! Просто удивительно!
Так, не отвлекаемся. Кладу обе ладони на его лицо с двух сторон, поглаживаю щеку, касаюсь кончиком большого пальца его губ, провожу по ним, слегка притягиваю его голову к себе. И легко касаюсь губами его твердого рта. Один маленький поцелуй, другой. Жду, когда Маркас расслабится, разожмет губы. И вот он, этот момент. Когда его губы приоткрываются, игриво касаюсь их язычком, слегка прикусываю нижнюю, а затем, захватив ее своим ртом, слегка оттягиваю и посасываю.
И когда слышу, как из его рта вырывается полу стон – полу вздох, касаюсь языком его языка, затевая с ним страстный танец.
А дальше все выходит из-под контроля. Сильные руки подхватывают меня под ягодицы и прижимают к горячему телу, жадный язык врывается в рот, хозяйничая и навязывая свои порядки. Все вокруг вспыхивает красками, ощущениями, вкусами.
И я испугалась. Сильно. До ужаса. До холодного пота и дрожащих ладошек.
- Все, не надо! – пытаюсь опустить ноги вниз, оттолкнуть Маркаса.
Но он не слышит, пользуется тем, что я отодвинула губы, прижимается ртом к моей шее, заставляя рвано выдыхать и путаться в сигналах собственного тела
- Маркас!! Перестань! Я не хочу – стараюсь отпихнуть его от себя, но это все равно, что пытаться сдвинуть скалу.
И, вдруг, он прекращает. Поднимает голову, и мы встречаемся глазами. Его зрачки затопили всю радужку, ноздри хищно трепещут, все тело твердое и рвется в бой.
- Пожалуйста, отпусти меня – говорю, не особо надеясь, что он послушает.
Но, удивительное дело, он мгновенно от меня отходит. Натягивает штаны и, резко дернув дверь, выходит на улицу. А я остаюсь стоять. Потеряно соображая, когда это обычный поцелуй, вдруг, превратился в такой тотальный капец? И что самое странное, я чувствую себя виноватой перед Маркасом.
Постояв еще немного, беру его футболку и иду на улицу, посмотреть, где он. Долго искать не приходится. Маркас сидит на заднем дворе, на длинной качели. Подхожу к нему, останавливаюсь в нерешительности, не зная, что сказать.
Он поворачивает голову ко мне и, приглашающе постукивает по деревянной седушке качели. Присаживаюсь рядом, протягивая ему футболку. Он ее берет, но надевать не спешит.
- Мне... – начинаю я говорить, но он меня перебивает.
- Я много все делал в свое время, в своем мире. Грабил, убивал, пытал, сжигал дома. Но никогда я не убивал женщин и детей. И никогда не насиловал! Это мерзко, даже для такой черной души, как моя!
Не зная, что сказать, просто прижимаюсь плечом к его плечу и беру широкую ладонь в свои руки.
- Я был еще ребенком, когда на нас напали норманны. Они сожгли все и убили всех. Я один выжил, но лучше б я тогда умер, только бы не видеть, как насиловали моих сестер и мать! Вечером вернулся отец с соклановцами с набега, а от нашего дома остались только развалины, от семьи – только я – напуганный и беспомощный пятилетний мальчишка. Так что, Лизи, я - зверь и на многое способен, зубами позже вырвал глотку тому норманну, что грабил наш дом. Но, никогда не бойся, насильничать я не буду!