- Вам тоже так показалось? – встрепенулся граф.
- Уверен. Уж очень часто они говорят о блондинке.
Татьяна сменилась в лице.
Я задумалась. Вот что значит позор, здесь, на Кавказе. Лучше убить дочь, чем терпеть позор.
Капитан ехал рядом с Динисламом верхом, и о чем-то с ним переговаривался.
Повозка мерно покачивалась, показывая нам прекрасные пейзажи, один, за другим. Припорошенные снегом вершины, а у обочины уже зеленеющая трава, кое-где виднеются желтые и фиолетовые цветочки.
Я прикрыла веки, и забылась не надолго.
Проснулась, когда повозка дернулась и остановилась. Уже стемнело. Вокруг стояла пугающая тишина, и прямо над нами возвышалась гора, местами покрытая деревьями и кустарником.
Граф Михайлов помог выбраться Татьяне, и подал руку мне.
- В чем дело?
- Дальше идем пешком, - сообщил капитан, и снял меня с повозки, прежде, чем я успела возмутиться.
Граф Михайлов поспешно ретировался.
Мои ноги коснулись земли, но Кирилл меня не выпускал. Я замерла и взглянула на него, не желая отступать, и панически желая сбежать.
Ессенский взял мою руку в свою.
- Аня, - выдохнул он, и вложил нечто холодное и тяжелое в мою руку, - будьте осторожны. И держитесь рядом.
Я раскрыла ладонь. У меня в руке оказался нож. Впервые, за минувший день, я реально ощутила масштаб нашей беззащитности. Мне вспомнилась мама. Ее могила осталась за много верст от меня. А я, только сейчас, кажется, осознала, что мамы больше нет. Сжимая в руке оружие.
Кирилл кивнул мне, и отошел. Я поспешно спрятала нож за пояс своей грубой юбки. Удивительно, как быстро я привыкла к этой серой, безликой одежде и тугой косе. Когда Татьяна смотрела на меня, я отчетливо могла прочесть жалость в ее глазах. Но мне себя было, совсем не жаль. Однажды образ простолюдинки спас мне жизнь.
Ессенский подал мне руку. Я, с его помощью, ступила на первый выступ. И мы начали свое восхождение. Таня, то и дело оглядывалась на повозку, которой правил Динислам. Ехать в ней проводник строго запретили. Если вам дороги лошади, сказал сын Дагирова, нужно облегчить груз в повозке.
Я кожей ощущала страх Татьяны, и от этого мне становилось еще хуже. Некий озноб животной паники то и дело пробегал по позвоночнику. Мартынов насвистывал какую-то песенку находу, то и дело оглядываясь на Кирилла.
Ессенский, казалось, этого не замечал. Он крепко сжимал мою руку, благодаря чему я двигалась достаточно быстро.
Ни звука вокруг, ни проблеска света. Кромешная темнота, и гул ветра в ушах. Лошади беспокоились, Динислам приговаривал им что-то.
Дыхание прерывалось, выступал пот, от кожи исходил жар. Но устала не я одна, мой капитан тоже тяжело дышал.
Наконец, мы остановились передохнуть. Я рухнула на землю, перетруженные ноги подогнулись сами собой.
Волчата громко засмеялись, и продолжили свою бесконечную беседу.
Капитан отвернулся от них, и наблюдал за Мартыновым. Оба напряженно вслушивались в их дикую речь.
Я, в свою очередь, старалась понять, что его тревожит, по лицу. От моего взгляда не скрылось, как капитан и Мартынов, то и дело, многозначительно переглядывались.
Граф Михайлов обмахивал кружевным платочком запыхавшуюся Татьяну, и казался полностью поглощенным своим делом.
- Ну что, идем дальше? – бодро спросил Динислам.
- А еще далеко? – подала голос Таня.
- Деревня сразу за тем перевалом. Идемте.
И наша делегация снова двинулась в путь.
Я всегда ощущала незримое присутствие капитана рядом с собой. Едва я оступалась, он подхватывал меня, хотя, казалось, шел далеко впереди.
Ночь была невероятно ясная, и таких звёзд я никогда в городе не видела.
Мы забрались на вершину горы и увидели тусклые огни, что пробивались сквозь кроны деревьев.
- Вы же сказали, что сразу за перевалом! – возмутилась Татьяна.
- Это ближе, чем кажется. Если поторопиться, то успеем поспать этой ночью, - успокоил Динислам.
При мысли о скором отдыхе, энтузиазма у меня прибавилось.
Спускаться оказалось гораздо проще, хотя скользкая, сырая земля так и норовила лишить равновесия. Я сама того, не осознавая, крепко вцепилась в руку капитана.
Менее, чем через четверть часа мы оказались у изгороди. Выглядело это сооружение не важно, словно слабая женщина со скуки собрала хворост и сплела нечто, что теперь огораживало населенный пункт.
Четыре домика, в центре – высокий костер, в стороне длинное сооружение, похожее на коровник. И все.
Это место трудно поселком назвать, не то что, деревней.
Мартынов снова кинул быстрый взгляд на Ессенского. Казалось, что кроме меня никто больше не замечает их немого диалога.