Карета тронулась. К еде не притронулась, есть мне не хотелось.
Что все это значит? Кто все эти люди? Почему они продержали меня у себя и отпустили? Что стало с папенькой и Николаем? Почему они были на площади? Спас ли их Антон?
Все эти мысли кружились в моей голове, не давая покоя, пока я не задремала.
Павлуша, неожиданно резко осадил коней. Я ударилась головой спросонья о дверку экипажа, когда услышала голоса.
Я выглянула в окно. До дома оставалась не менее пары верст. Уже были видны белые очертания колон на склоне. Но нашу карету окружили люди в царской форме. Цвет их обмундирования указывал на принадлежность не известную мне прежде. Люди в такой форме расстреляли восстание не площади!
Один из гостей, офицер, подошел к карете и распахнул дверцу.
- Анна Петровна Боткина? – спросил он.
Я быстро кивнула, с опаской на него взглянув. Я не представляла, чего от него ожидать.
- Вам придется последовать с нами, сударыня, - только и сказал он, подавая мне руку.
- А в чем дело, офицер? – я проигнорировала его галантный жест.
- Моя фамилия Кропоткин, Анна Петровна. Необходимо, что бы вы проследовали с нами.
Я не могла, открыто противиться войскам царя, поэтому все же покинула свой экипаж. Единственное, о чем я мечтала, это быстрее добраться до дома. Но судьба распоряжалась иначе.
Меня усадили на лошадь, и обратно, в Город, я возвращалась уже верхом. Место, к которому меня подвезли, заставило меня испуганно оглянуться на Кропоткина. Это была контора дознавателей, с прилегающими к ней камерами для преступников. Одним словом – тюрьма.
Офицер не заметил моего взгляда, или сделал вид? Он помог мне спустится с лошади, и повел к зданию. Потом через какой-то коридор, вниз по лестнице, и снова коридор…
Через два поворота я окончательно перестала ориентироваться. Казалось, Кропоткин этого и ждал. Неожиданно он остановился, и отпер дверь.
- Сюда, Анна Петровна, - сказал он, и втолкнул меня в темное, сырое помещение.
- Но… - когда я оглянулась, дверь за мной тщательно запиралась. Сквозь зарешеченное оконце я увидела сосредоточенное лицо Кропоткина.
Меня посадили в камеру, как какую-то преступницу!
- Что происходит?! Почему вы запираете меня?! – приникнув к двери, спросила я.
- Завтра за вами придут. Отдыхайте.
Он развернулся и ушел.
Тишина и сумрак обступили меня. Мне стало страшно. Сырой, затхлый воздух помещения пробирал до костей. Я поежилась и обхватила себя руками. Слезы покатились по лицу. Я всхлипнула, и услышала, как где-то в углу пискнула мышка. Так же тихо и жалобно, как я.
Не буду описывать эту ночь. Ведь эта оказалась самая жуткая ночь в моей прежней жизни. Как оказалось, помимо мышей, там были еще и пауки, камера продувалась всеми ветрами, а стены источали сырость. Ужас, сковавший меня, заставил забиться в дальний угол камеры, как какую-то нищенку, и просидеть там безмолвно, и без движения почти до рассвета. Только моя муфта и накидка спасали меня от воспаления легких или обморожения.
Когда первые лучи солнечного морозного утра проникли в мою камеру, входная дверь распахнулась, и вошел Кропоткин.
Я тяжело поднялась на затекшие ноги, не позволяя офицеру помогать мне.
- Александр Сергеевич желает принять вас, - произнес Кропоткин, широким жестом приглашая меня в темный узкий коридор.
Я сдержанно кивнула, и направилась за Кропоткиным. Хотя все мое негодование было готов обрушиться на голову того самого Александра Сергеевича.
Кропоткин вывел меня в наиболее освещенную часть этого проклятого здания, и моему ужасу не было предела, когда я увидела, что весь подол моего платья пропитан грязью и водой. Мех на муфте и накидке скатался, и потерял всю свою прелесть. Если мне придется вернуться в камеру, я наверняка, замерзну там…
Наконец, передо мной распахнули входную дверь. И я оказалась в светлом, и главное, теплом помещении. В центре стоял стол, за ним сидел человек. Его грузная фигура, с тяжелым вздохом поднялась со стула, и тот облегченно скрипнул. Мундир, едва сдерживаемый золотыми пуговицами, казалось, вот-вот треснет. Мужчина, если этого толстяка так можно было назвать, изъял из жировых складок своего необъятного тела носовой платок, и обтер свой взмокший лоб. Его редкие темные волосы, едва прикрывали лысину. А толстое, с тройным подбородком лицо, приобрело лиловый оттенок.
- Наконец-то, - начал он, указывая мне на стул, - вы Анна Петровна, решили наградить меня своим обществом!
Я села на стул и тут же пожалела об этом, пропустив мимо ушей его колкую реплику. Нестерпимый, жуткий запах пота заставил меня молчать. И каждый раз, когда Александр Сергеевич делал движение, новая волна зловония накатывала на меня. Помимо всего прочего, в комнате оказалось невыносимо душно.