Инстинктивно, я прикрыло лицо рукой, но это не помогло. Господи, помоги мне! Я вспомнила о причине моего пребывания здесь, и уже ничто не смогло остановить меня. Резко, насколько это возможно, я поднялась со стула. Александр Сергеевич и Кропоткин удивленно на меня уставились.
- Для начала, - сказала я, про себя отмечая, что стоя запах, почти терпим, - мне очень хотелось бы знать, уважаемый Александр Сергеевич, по какому праву вы держите меня в тюрьме, как какую-то преступницу?! Разве я совершила преступление?
- Сядьте, барышня, - небрежно кинул толстяк, - и дождитесь вопроса. Только я здесь задаю вопросы.
В его голосе послышалась угроза, которую, как он думал, я не могла проигнорировать.
Стул снова жалобно скрипнул, когда Александр Сергеевич сел.
- Вы ответите за такое отношение ко мне, - холодно отозвалась я, всем видом своим, оказывая пренебрежение.
Толстяк усмехнулся.
- Если что, моя фамилия Белов, - не скрывая насмешки, произнес он.
- Не думаю, что таким непосильным трудом было бы узнать фамилию человека, подобного вам, - ответила я, сдерживая себя невероятным усилием, и высокомерно улыбнувшись, села.
Лицо Белова приобрело еще более не естественный оттенок.
- Что вы хотите сказать этим, барышня?
- Кажется, только вы здесь имеете право голоса? Вот и спрашивайте.
На этот раз его лицо побелело.
- Право, не встречал таких дерзких молодых особ прежде, - натянуто усмехнулся он, и разложил перед собой бумаги, - Итак, Анна Петровна Боткина, - начал он, - задержали мы вас по одной простой причине, нам очень хотелось бы знать, где ваш батюшка, Петр Николаевич?
Я уже поняла, что папенька ввязался в какое-то очень нехорошее дело. И в последние дни именно моя фамилия становится причиной всех моих бед.
- Я не знаю. Я не видела его давно, - спокойно ответила я.
Я искренне верила, что если я скажу все, что знаю (а я, в принципе, не знала ничего такого, что могло бы сказаться на моем папеньке и Николае, честно признаться, я не знала ничего), возможно, они отпустят меня, как те двое?
- А когда вы видели его в последний раз?
- Несколько дней назад.
- Точнее, Анна Петровна.
- Шестнадцатого декабря сего года.
- И где же?
- На главной городской площади.
Белов довольно прищелкнул пальцами, Кропоткин заулыбался.
- Могу я узнать, что происходит?
- А что было потом? Где вы были все это время?
- Я не знаю… какие-то двое держали меня в своем подвале, и все спрашивали, спрашивали…
- Что спрашивали?
- То же, что и вы.
- Искали Боткина?
Я промолчала.
- Обратно ее, Вань, - обратился Белов к Кропоткину, - Пусть знает свое место! Покушаться на власть императора! Это немыслимо!
Эти его слова напугали меня. Я вдруг все поняла. Папенька всегда был добр к нашим слугам. Он говорил, что единая власть монарха – это пережиток. Он утверждал, что знал, как должна развиваться Россия. И эти его таинственные друзья! И сборище на площади, и пушки, из которых стреляли по людям, и войска!
Отец всегда подспудно намекал на то, что он борец за справедливость, а я не слушала, не видела, не знала…не хотела знать.
Я похолодела, при виде двери моей камеры. Я знала, еще одной ночи я в ней не переживу.
Я с силой оттолкнула от себя Кропоткина и кинулась бежать по петляющим коридорам. Но мой побег был обречен. Не зная карты этого помещения, я очень быстро заблудилась и угодила в комнату, полную людей в форме. Они выпивали, (это в такую-то рань!) громко смеялись, приговаривались о чем-то. Когда я ворвалась в комнату, резко воцарилась тишина. Все удивленно меня разглядывали, так неделикатно нарушившую их веселье. И среди десятков пар глаз, я узнала одну. Ледяную пару, небесно-голубых глаз. Улыбка голубоглазого капитана сползла с лица, и ей на смену, казалось, пришел испуг. Впрочем, он быстро собой овладел, и двинулся мне на встречу.
- Кажется, барышня решила разбавить нашу компанию?! – громко сказал, приближаясь.
Я попятилась, совершенно не готовая к встрече с ним. Что я могла ожидать от него?
Не привлекая внимания своих собутыльников, капитан оттеснил меня обратно во мрак коридора.
- Какого черта вы делаете здесь, Анна? – спросил он.
Я недоуменно уставилась на капитана. Царапина на его щеке еще не зажила, а волосы не были такими уж длинными, доходили едва до скул.
- Я здесь исключительно по вашей вине! Вы, мерзавец! – прошипела я в тишине.
- Тихо, тихо, - усмехнулся капитан, и мне захотелось снова расцарапать его лицо, чтобы эта наглая улыбка сбежала с губ, - Вас держат здесь? Задержали?