Ещё что-то. Как бы это объяснить. Хоть бы кто-нибудь писал ему. Но у него никого не было. Вот только тот локон, падавший на лоб… Где он его видел?
Нет, он не хотел умирать. Тот локон точно кому-то принадлежал… кому-то с чарующим, требовательным, полным упрёка взглядом. Где она ждала его? Главное — не допустить, чтобы крысы попортили ему лицо. С чего он решил, что их здесь нет? Они были везде: под артиллерийским огнем, среди разрывающихся снарядов. От ненасытной тяги к человечине они потеряли всякий страх. Сновали повсюду и что-то вынюхивали, поводя острыми мордами с отточенными зубами. Не успел он ещё передохнуть после дороги, как увидел их. Не удалось даже осмотреться и понять, куда его занесло.
Пришёл приказ: «Срочно прибыть на линию фронта».
Он понимал, что это не шутки. Ясно, что и в прифронтовой полосе тоже никто не думал шутить — шла война. Отряды смерти, вооружённые легкими ручными пулемётами, болтались тут и там — блиндажные крысы в защитной униформе, — а полковники и бригадные генералы с охапками медалей в руках и полными карманами приказов о расстреле в один голос орали: «Иди и сдохни!»
Всем одинаково на роду было написано умереть, но смерть у каждого была своя, особая. Он много раз такое видел. Помнил, как однажды солдату, который всегда при обстреле высовывал ноги из блиндажа, осколок угодил прямо в грудь. Тот даже охнуть не успел. А ведь как хотел жить, пусть даже и обрубком. Очень редко случалось, чтобы осколок попадал лежащему человеку прямо в сердце. Вот только парень не знал, что смерть уже караулит его. Его собственная смерть, не чья-то другая. Там рядом были ещё ребята, они даже лечь не сподобились. Но тот кусок раскалённой стали был предназначен не им. Он был послан специально этому несчастному олуху, который перехитрил сам себя…
Почти как в детстве, когда он думал, что у каждого человека на небе есть своя звезда, только его и ничья больше. Когда она сгорала и падала, и за ней тянулся в небе яркий след — прямо как при стрельбе трассирующими, — кому-то наступал конец. Хотелось ли ему знать свою судьбу? При виде мёртвых тел он каждый раз принимался гадать, как погибли эти ребята. Представлял себе агонию: тело корчится в предсмертных судорогах, пальцы скрючиваются, одним махом обрубает все мечты о долгой и счастливой жизни.
И ничего тут не поделаешь. От такого гостя не укрыться и не спрятаться. Сам он, если повезёт, получит пулю в лоб или в сердце, или раскалённый осколок снесёт ему голову. Он продолжит бежать: ещё несколько шагов под осоловелым взглядом широко распахнутых глаз отсечённой головы, залитый хлещущей из горла кровью… Всего несколько шагов. Брызги крови на чужой земле. Голова затихнет, глаза остекленеют. Лицо — если останется цело — посереет, и гримаса смертельного ужаса застынет в нём, как в камне. Сквозь неплотно прикрытые губы в рот набьётся сухая пыль. Тело повалится на землю рядом с головой. Пару раз дёрнутся ноги, елозя пятками в пыли, трепыхнётся, пульсируя, ещё тёплый ком мышц, дрогнут пальцы — и всё.
Эта смерть была из разряда хороших, приятных смертей. Он всё взвесил и просчитал.
Приятная смерть… Да, так и есть. Приятная, но не желанная. Хорошо бы уйти на старости лет, в конце заслуженного отдыха, устав от долгой и счастливой жизни, среди целой оравы детей и внуков. Прямо как в кино. Кстати, почему он до сих пор не написал завещания? Всё откладывал на завтра. Может, там, наверху, выдастся свободная минутка. Но нет, он боялся. Он не собирался умирать. Зачем же тогда завещание? Ради кого? Может, ради той, с локоном? Пусть уж лучше ждёт его и надеется — если, конечно, она ему не приснилась.
Фильмы и сказки — это хорошо. Особенно сказки… Жил да был добрый старик. И всего-то и было у него на свете, что дочка-красавица, прекрасная, как ясное солнышко. А правитель той земли считал, что всё хорошее должно доставаться ему. И вот однажды… Жаль, он не помнил продолжения. Конец был хороший, это он знал. Как всегда в сказках, они кончались так, как тебе того хотелось. Молодые получают всё, о чем мечтали, старики со спокойной душой отходят в мир иной. Почему человеку обязательно расти на таких утешительных побасёнках?
А что, если бы их не было? Жизнь, наверное, стала бы похожа на жуткий водоворот из пустоты. Не осталось бы ничего, кроме разочарования, стыда и смерти. Был бы только скот, беспрерывно гонимый на бойню. Да, сказки неплохо помогали. И помогают до сих пор: на что, как не на сказку, походила эта нетронутая природа, распростёршаяся перед ним? Разве не из сказки были эти горы, этот белый холодный сияющий снег, устилающий землю? Если бы только война не добралась до этих мест, и горы могли бы и дальше вздыматься в своём многовековом одиночестве, горделиво озирая окрестности…