«Даже домашние говорили. А она, выходит, все же поехала».
— Здесь нужны агрономы, механизаторы. Здешний председатель Сизова сказала мне: «Идите в бригаду полеводов учетчицей. Твердый оклад и натурой еще. Вполне прилично». Почему это, Марья Степановна, когда говоришь про работу, сразу начинают соблазнять ставками, льготами? Разве только в этом дело?
«Да, заявление в загс было подано. И собралась она в дальний гарнизон. О чем, интересно, она тогда думала?»
— Борис тоже хвалился. Такой край, такой край! В гуще жизни! А приехали — этого нельзя, того нельзя, туда не ходи. Узурпатор какой-то!
«Кажется, проблема носит и некий личный оттенок».
— То есть как это узурпатор?
— Конечно, узурпатор.
— Не понимаю. Поругались, что ли?
— Нет, не поругались.
— А чего?
Татьяна снова обожгла ее глазами. Продолжала холодно, с каким-то злым запалом:
— Только не подумайте, пожалуйста, что я жалуюсь. И вообще разговор между нами, прошу вас. Я терпеть не могу коллективных обсуждений.
«Фу-ты! Сколько сердитых слов. Ужасно самолюбива!»
— Ладно, ладно. Никому не скажу. Давай выкладывай, что у тебя там, — сказала Марья Степановна.
— Это выглядит, может, глупо. Мне даже неудобно… Но помните, вы говорили насчет изокружка в клубе. Я вначале согласилась, а потом отказалась. Помните? Я еще молола что-то насчет времени. Так вот знайте — настоящая причина совсем в другом. Мне просто Борис не разрешил.
Татьяна медленно отвела голову в сторону. Видно, кипело у нее все внутри.
«Действительно, узурпатор этот Жернаков! Кто бы мог подумать?!»
— Ну и что? Ну и не разрешил. А ты вникла как следует, почему он не разрешил? Какие-такие у него мысли в голове бродили? — сказала Марья Степановна вслух. — Дело-то проще простого: любит он тебя.
— Какая же это любовь? Одной не разрешает мне шагу ступить. На тебя, говорит, пялят глаза. Мужиков, говорит, тут слишком много… А что же я, виновата, что на меня смотрят? Что мужиков здесь много?
«Конечно не виновата».
— Ты, вероятно, бросилась стыдить его? А то, может, и похлеще — на смех подняла? Знаешь, есть такая манера у некоторых: человеку не по себе, человек страдает, а его высмеивают, подковыривают, шпильки на каждом слове…
— Что же, по-вашему, потакать? Подчиниться? Да он тогда такую силу заберет, что убежишь.
— Вот тебе раз, какие слова говоришь: «силу заберет»! При чем тут сила? Ведь это твой муж.
— Я никогда не думала, что моя жизнь так сложится.
— Какая жизнь, Таня. Очнись, Жизнь еще впереди. Не придумывай себе страхов, которых нет. Борис хороший парень. Ты вот все о себе, о себе. А о нем ни слова. Будто у него и сердца нет. Будто вы не по любви сошлись. А ты бы подушевней к нему. Муж — самый близкий человек, приноравливаться надо друг к другу. Может, ревность свою он и сам чувствует и презирает себя за это, только справиться не может. Помочь надо. Подушевней да подоверчивей обращайся. Тогда и в ответ тебе будет доверие…
Марья Степановна замолкла. Она теперь знала все. Обычные неурядицы, когда строится молодая семья. Особенно если кто-то из двоих вырос неженкой, маменькиной дочкой или маменькиным сынком.
Она оглядела неубранную комнату.
«Конечно, маменькина дочка. Сущая маменькина дочка».
По-прежнему на улице моросил дождь, окно было мутно и серо, и сквозь стекло едва проглядывали деревья вдоль дороги.
А Марья Степановна вдруг улыбнулась задумчиво и ясно. Она принадлежала к тому типу людей, которые всегда полны надежд. Самых разных и самых радужных. С далекой юности тянулась у нее пора самых светлых надежд. И никогда не иссякали они в ней, хотя в жизни ей доставалось и хватила она немало лиха. В войну. Да и в первые послевоенные годы.
— Ладно, Таня. Хандру-то откинь, Ты про. Бориса сейчас думай. Погода смотри какая, а они в поле. — Она обхватила ее за плечи. — Узурпаторство-то его сойдет, вот увидишь.
— Марья Степановна, мы договорились с вами… Я надеюсь…
Марья Степановна успокаивающе кивнула.
— Конечно договорились. Ничего и никому не скажу про это. И не предупреждай меня больше.
— Спасибо, что зашли. Спасибо.
В глазах Татьяны прятались смущение и виноватость. Ведь действительно пришлось Марье Степановне затратить столько времени. Объяснять ей, будто маленькой девочке. Сидела тут одна, перебирала чего надо и не надо, накручивала… Очень получилось хорошо, благодарна она, хоть и стыдно, что пожилой уважаемый человек, жена командира полка, тратит на нее свободное время. Уж, наверно, нашлось бы что-то поинтересней, да вот так…