4 окт. Сержант Аникеев вынужден был наказать Илюшечкина. Курил в неположенном месте. Вечером, я видел, сержант снова грустил: трудно дается ему каждое дисциплинарное внушение подчиненным. Очень переживает.
5 окт. Обнаружил: рядовой Гаврилов редко пишет домой. А сам получает всегда много писем. Из дому родные пишут. С завода — футбольная команда.
Когда прихожу во взводе рядовой Беляков оказывается самым проворным: первым успевает подать команду «Смирно!». Сегодня суетный день — приходилось уходить, снова приходить, и так три раза. Беляков оказался на высоте — никому не уступил, все три раза его голос подавал команду «Смирно!».
Колотов захлопнул тетрадь, задумался. Факты, факты… «Я начал записывать это как факты, которые откроют мне людей, позволят выявить закономерность их отношений между собой и мотивы тех или иных поступков. Какая самонадеянность. Все гораздо сложнее. Я не могу пока сделать никаких определенных выводов. Возможно, фактов еще мало. Надо записывать и записывать…»
Он вышел на кухню, где гремела посудой бабушка Настасья. У нее было прекрасное настроение. Ставила чашки на стол и посматривала на письмо, лежавшее с краю. Получила письмо от сына и внука. Праздничные чашки на столе, праздничная ваза с вареньем, праздничные ложечки…
— Значит, внук ваш решил в морское училище, — сказал Колотов, усаживаясь за стол!
— Да. Пишет, что все комиссии прошел…
— Ну, до комиссий еще далеко, — заметил Колотов. — Ведь на будущий же год.
— На будущий. А говорит, у какого-то начальства уже был.
— Наверно, в военкомате.
И весь дальнейший разговор за чаем у них шел про морскую службу, про которую бабушка Настасья где-то уже наслышалась. Колотов, прихлебывая чай и заедая его пирогом, рисовал ей радужные картинки про могущество техники, про отсутствие кораблекрушений и даже высказал мысль, что морская служба ничуть не сложнее мотострелковой, а пожалуй, еще и полегче будет, и этим окончательно успокоил бабушку Настасью.
Теперь она с глубокой озабоченностью смотрела на Колотова. И, встретив ее взгляд, Колотов смутился, потому что выругал себя за хвастовство и, чтобы оставить хорошее впечатление, начал говорить про свой армейский коллектив, в трогательных словах изображая дружбу и дисциплинированность солдат, тонко обходя разные нарушения, неполадки, существование гауптвахт и нарядов вне очереди.
— В армии порядок, — говорил он. — И в морском флоте тоже. Я буду очень рад, если ваш внук станет морским офицером.
Эти слова растрогали бабушку Настасью, и она ушла к себе в комнату и вскоре принесла оттуда фотографию внука. Заложив руки за спину, молодой паренек в рубашке с расстегнутым воротом стоял на берегу озера около лодки, а в лодке сидела девушка. Колотов похвалил парня за спортивный вид и еще несколько минут рассматривал лицо девушки, сидящей в лодке.
«Люська, пожалуй, были красивей», — подумал он и почувствовал, что на кухне жарко, посидел еще немного, потом поблагодарил бабушку Настасью за чай и направился к себе.
Он расстегнул ворот рубашки так, как он был расстегнут у молодого парня, стоявшего на берегу озера, и снова представил девушку в лодке. Воспоминание о Люське было ему неприятно, и он даже прикрикнул на себя: «Колотов, ты что? С этим же покончено! Ты что?! — Он часто обращался к себе по фамилии, когда был наедине с собой и когда нужно было срочно от чего-то отмахнуться, что-то побороть в себе. — Не будь слабаком, Колотов! Слышишь?!» Эти или подобные словечки слетали с его губ, пока он раскладывал на столе книги и наставления, готовясь к завтрашним занятиям.
Утром туманы еще не рассосались в низинах — Колотов крутит на велосипеде. С утра он — в казарме.
Привычка осталась с училища — вставать рано. Да и любил Колотов часы подъема. Ну-ка, целая рота, как один человек, по секундомеру вспорхнет с постелей — это картина. Где еще увидишь такую слаженность, такую четкость? У Колотова кровь в эти мгновения ходила ходуном — так бы и стал в строй, и побежал вместе со всеми на зарядку!
— Ну чего уж, товарищ лейтенант, каждый день вы. Отдыхали бы, — говорил старшина Роговик, улыбаясь прищуренными глазами.
Отдыхать ему пока некогда. Да и потребности особой нет. «Годы лейтенантские — время золотое, надо пользоваться каждой минутой», — говаривал когда-то в училище майор Кривенко, И верно, кто, как не он, командир взвода, ближе всех стоит по служебной лестнице к солдатам. Значит, надо знать все, надо быть с ними, проследить, проверить, дать почувствовать, что ты рядом, что твой глаз и самый строгий и самый добрый, что ты — как старший брат им… Ведь неспроста командира иногда отцом называют. Заслужить надо.