-Я поняла тебя, - сказала я, поднимаясь.
Я вышла за дверь, оставив Авдоверу плакать в одиночестве и попросила стражников отвести меня в мою комнату. Логика её рассуждений не укладывалась в моей голове. Нет. Я прекрасно понимаю: все эти слова про честь и долг мне хорошо знакомы. Где-то я и сама такая… Была когда-то… Но умереть? Да ещё за человека, который уж точно виноват, но себя отнюдь не казнит? Ведь если подумать, Уте Кнебек сделал то, что сделал в том гроте (и не важно, была ли то просто девушка, или ведьма, или кто угодно), а потом вернулся домой, принял под своей крышей маленькую девочку Агнезэ, был ей братом, как он говорит… То есть вчера ты точно такую же девочку, только постарше, обесчестил, а сегодня изображаешь из себя милого братишку и совесть тебя не мучит? Однако …
Или вот взять Ройдена… Мои мысли скакали, как безумные… Вот Ройден… Тоже вожделел какую-то красавицу. Он ее не бесчестил, но требовал себе в жёны. Тоже насилие, как ни крути. А потом… Потом, если верить его рассказу, он всё-таки получил, что хотел…
Так, стоп! Вот насчёт этого есть большие сомнения! И мои сны тому прямое доказательство! С Ройденом всё не так понятно! Кроме того, он потом ни на ком не женился, детей не плодил, замков с прислугой не содержал. И, как мне кажется, винил себя до сих пор в произошедшем. Возможно, тут я несколько лукавлю, ибо моя связь с Ройденом становится всё крепче и крепче… Ох, как же сложно всё это! Но в любом случае, жертвенное поведение Авдоверы у меня в голове не укладывалось.
Я мечтала об уединении, но навстречу мне уже спешила Агнезэ. Её лицо выражало любопытную смесь страха и радости.
-Госпожа! Госпожа Яра! Неужто! Я вечно буду благодарна вам… - путано частила она. – Я прошу вас… в мои покои…
Я была взята её в плен и препровождена в довольно уютные покои хозяйки замка Кнебек. Здесь я выслушала от неё ещё порцию восторгов, смешанных с опасениями, утешила ее заверениями о том, что ведьмы она может больше не опасаться.
И вот, наконец, после некоторого молчания Агнезэ отверзла уста и произнесла крайне занимательную фразу:
-Хотя мой супруг винит во всем себя, но, я уверена, тут и моя вина есть.
Я чуть не рассмеялась в голос:
-Удивительная у местных жителей особенность себя во всём винить!
-О, разве не каждый человек должен искать источник бед прежде всего в самом себе? – удивленно спросила Агнезэ.
-Хм… - я задумчиво покачала головой. – Пожалуй, это неплохой подход. И многие жители моего мира им пренебрегают и совершенно напрасно… Но чрезмерно усердствовать в этом всё же не стоит. Не стоит быть безропотной жертвой. Хорошо, если вы и впрямь совершили что-то, за что последовало воздаяние. Но если вы на самом деле ни в чём не виноваты?
-Но я-то виновата! – воскликнула Агнезэ
-А вы-то в чём? – я чувствовала, что сейчас вскиплю от обилия виноватых в этом мире.
-Ох, госпожа Яра. Правду сказать, быть может, это не совсем я. Скорее, речь о моём отце…
-Ещё интереснее, - пробормотала я.
Очередная дама берёт на себя вину за мужской проступок. Любопытно! Кажется, это слово – «любопытно» - сегодня намертво ко мне привязалось.
-И что же совершил ваш батюшка? – спросила я. – Но прежде, чем говорить, - остановила я открывшую было рот Агнезэ, - подумайте, стоит ли мне, постороннему человеку, знать об этом?
-О, госпожа! Я знаю, Уте поведал вам свой секрет без опаски! И я не боюсь сделать то же самое, - прибавила она.
-Хорошо, - ответила я. – Если вам так будет легче…
Право, меня даже начало терзать любопытство: а что такое мог отмочить папенька Агнезэ?
-Уте рассказал вам, наверное, что я прибыла сюда ещё девочкой. Мои родители умерли, едва мне сравнялось десять лет. Мой отец был совсем стариком, да и матушка была немолода. Я была, как говорят в наших краях, последышем. Передо мной в семье родилось несколько сыновей, но все они умерли один за другим. Поэтому меня отдали сюда. В иные земли, замуж за Кнебека. Я была хорошей невестой с добрым приданым, а, кроме того, в земле Нав никто не стал бы моим мужем, - прибавила она поникшим голосом. – Отец Уте всё знал, но он ничего не боялся и его прельстило моё богатое приданое.
Некоторое время Агнезэ молчала. И тогда я спросила: