Наши старейшины и впрямь сочли, что с вами стоит побеседовать. А затем по-быстрому казнить, чтобы вы, упаси Великий Мастер, ещё раз в наши земли не заявились. А я это услышал — там, в стене зала, где заседает совет старейшин горных гномов, проходит такая неприметная, но очень удачная трещина; лет восемь тому назад я чисто случайно на нее наткнулся. Словом, повезло: наши старейшины последнее время повадились секретничать, а я люблю быть в курсе дел.
Ну, так вот: я решил, что услышанное мне совсем не нравится! Забрал два колокола и пошел за вами. Надоело мне под землей сидеть. Я ведь, как и Аллардиэль, охотник. Жаль, я поздно вышел на ваш след — можно было бы обойтись куда меньшим шумом. А теперь мне назад возвращаться не стоит — боюсь, кое-кто заметил, как я те колокола выносил. Да и не хочу я обратно. С вами теперь пойду, тоже стану на нежить охотиться. Аллардиэль уже успел мне кое-что рассказать. Думаю, если он идет — почему бы и мне не пойти?
Я во все глаза смотрела на невозмутимого гнома. Унгор не спрашивал нашего согласия — он просто ставил нас в известность и был совершенно уверен в собственном решении. Ал, напротив, выглядел очень смущенным — интересно, что он успел наболтать про нас своему "старинному приятелю"?
А, собственно, почему бы гному не отправиться вместе с нами? Тем более что он — опытный охотник, да к тому же, как и любой гном, должен уметь слушать землю и камень!
Похоже, не одна я так подумала.
— Это будет большая честь для нас, Унгор, — очень серьезно сказал Дар, всё ещё нянчащий на руках свой ненаглядный колокол.
— Согласен, — немного подумав, решил Гордята. Зоран молча кивнул, а Радош, широко улыбнувшись, протянул гному руку, которую тот осторожно пожал. Ой, а я-то что застыла?
— Унгор! — я решительно оттерла в сторонку ухмыльнувшегося кицунэ. — Спасибо, что пришел к нам и что принес колокола. Ты даже не представляешь, насколько это для нас важно и как я тебе благодарна. Здорово, что ты теперь с нами! У меня, как и у моего мужа, тоже не хватает слов, чтобы выразить тебе свою признательность. Но я все-таки попробую! — С этими словами я положила руки на широкие плечи гнома, немного нагнулась (он мне едва доставал до плеча) и поцеловала его в тугую гладкую щеку.
"Ух, ты!", с легким оттенком зависти выдохнули ратники. Дар негромко хмыкнул. Гном же решил не теряться и ковать железо, пока горячо. Довольно блеснув круглыми глазами, он привстал на цыпочки и громко чмокнул меня в ответ.
— Вот ведь как! — ревниво протянул Ал. — А меня брать нипочем не хотела! Чуть в драку не полезла! Несправедливо…
— Не горюй! — покосился на приятеля Унгор, явно примериваясь, чтобы ещё разок приложиться к моей щеке. — Зато ты выиграл спор.
— Какой ещё спор? — сделав шаг назад, я с подозрением уставилась на Ала. Тот покраснел так, что это стало заметно даже при свете костра. Гном же, ничуть не смущаясь, охотно пояснил:
— А это он, узнав, что я пришел не с пустыми руками, сказал, что я молодец, и за вот эти самые колокола кое-кто, а точнее — одна красивая девушка, меня расцелует. А я ему ответил, что за такую ерунду меня даже никто не ущипнет. А он возразил… ну, словом, мы поспорили. Он выиграл… Аллардиэль, лови!
— Ну, ты и трепло! — под общий смех с негодованием протянул багровый от смущения эльф. Однако брошенную гномом монету он поймал налету. А тем временем Унгор хитро усмехнулся и сделал шажок в мою сторону. Ох, похоже, нашему гномику понравилось проигрывать…
— Добро пожаловать в компанию отчаянных самоубийц! — я едва успела подхватить запрыгнувшего мне на руки Степана. Голос у кота был ласковый-преласковый, просто медовый — его он обычно приберегает для самых изощренных гадостей. А Степка, между тем, продолжил: — Мы, конечно, тут все — большие храбрецы, отъявленные головорезы и пуще всего на свете любим щелкать смерть по носу. Но ты, судя по всему, станешь у нас главным!
— Это ещё почему? — гном с любопытством уставился на кота. Не похоже, чтобы говорящий зверек внушал нашему новому приятелю серьезные опасения, однако что-то такое он почувствовал и едва заметно насторожился.
— Ну а как же? — уже не скрывая издевки, мурлыкнул Степан. — Ведь только тот, кому не терпится расстаться с жизнью поскорее и помучительнее, смеет приставать к моей хозяйке! — кот демонстративно мазнул ухом по моей груди, а затем распушил шерсть и грозно рявкнул: — Лично горло перегрызу! Ме-е-едленно так грызть буду! — и, потянувшись к лицу остолбеневшего гнома, припечатал: — Запомни, длиннобородый: у моей хозяйки, между прочим, для всяких там нежностей есть законный муж и любимый я!