— Сначала скажи правду! Ты с самого начала знал?
— Прошу, успокойся. Не кричи. Сядь и поговорим.
— Значит, знал… — резюмировал Илай, с ненавистью глядя на бога. — Ты знал, что она жива, знал, где она. Ты видел, что со мной было! Неужели ты настолько меня ненавидишь?!
— Я не знал — где, — еле слышно ответил Дионис.
— Даже сейчас пытаешься свести ее с кем-то! Ты всегда был готов на все, лишь бы она не была со мной!
— И ты отлично знаешь, почему я это делал, — попытался объясниться Бассарей.
— Как же я ненавижу тебя! — прошипел фирион. — Надоело, что ты вечно лезешь куда не просят! Мне не восемь лет, чтобы решать все за меня!
— Я уже предоставлял тебе право решать самому и чуть не лишился сына. Два раза, Илай! А потом я больше полувека смотрел на мертвого сына в живом теле. Почему ты не желаешь принимать очевидное?
— Заткнись и слушай, Дионис! — прорычал Илай. — Если ты не прекратишь лезть не в свое дело, я все ей расскажу.
— Во-первых, это и мое дело, потому что она не закончила начатое. Во-вторых, ты не сделаешь этого, потому что знаешь, какую боль причинишь, — с трудом игнорируя оскорбления и презрительный тон сына, ответил бог.
Фирион остолбенел, широко раскрыв глаза.
— Снова вернешь ее? Вы опять заставите ее делать это?! Ты же все-таки отец ей…
Терпение Бассарея лопнуло, и он силой заставил сына сесть рядом. Тот был настолько ошарашен услышанным, что даже не пытался воспротивиться. Затем бог отпил из любимого бурдюка, сделал глубокий вдох и мрачно посмотрел на Илая.
— Не надо драматизировать. Ты отлично знаешь, что это не мой выбор и сделать я ничего не могу. Но не нужно говорить, будто мы вынудили Ливию участвовать. Она как раз сделала осознанный выбор. Она хотела этого и захочет снова. На самом деле тебя бесит только то, что от ее возращения и последующих событий пострадаешь исключительно ты.
— Почему вы не дадите ей просто прожить нормальную счастливую жизнь? Зачем причинять ей боль воспоминаниями? Давно нашли бы кого-то другого для завершения дела.
— Потому что это обман. Я очень люблю ее, и многое бы отдал, чтобы она была счастлива. Но это невозможно. Потому что настоящая Ливия была там, на верху склона. А здесь, теперь… не она.
— Да, — криво усмехнулся Илай, — здесь и теперь всего лишь та, кем она могла бы стать.
— Твой сарказм неуместен. Это почти другая личность.
— Зачем ты сводишь ее с другим?
— А зачем ты молчаливой тенью преследуешь ее?
— Я всего лишь рядом. Не навязываюсь, не разговариваю, не принимаю участия. Что тебе еще нужно?!
— Чтобы ты, наконец, забыл о ней!
— Этого не будет, отец, — твердо пообещал фирион. — Никогда не будет.
— Знаю. — Дионис с тоской посмотрел на сына. — Тогда, может, остановит то, что ты можешь привлечь к ней ненужное внимание?
Илай усмехнулся, словно желая что-то сказать, но удержался.
— Я не стану ничего делать, если ты уберешь от нее того парня, — поднимаясь, твердо произнес он.
— Нет! — разозлился Бассарей, и вокруг поляны, будто змеи, зашевелились плети плюща. — И только попробуй ослушаться!
Фирион враждебно сощурился и, не ответив, пропал так же молниеносно, как и появился.
***
Даня явился только через пару дней. Как обычно, оставшись в гордом одиночестве с утра пораньше, я как раз подумала, что ему пора бы вернуться. И в тот же момент в двери повернулся ключ. А ведь я как была в ночных шортах и майке, так и не успела переодеться… Хотя ладно, вряд ли я его теперь чем-нибудь удивлю. Выглядел наш новоявленный последователь Диониса немного потрепанно, но вполне нормально. Только мне казалось, что он должен был светиться от счастья, не затыкаясь, рассказывать о своих успехах и приключениях, вызывая у меня зависть и легкое раздражение. Но нет. Все совсем наоборот. Данила выглядел печально и виновато. Сгорая от любопытства, я заманила его на кухню попить кофе и немедленно приступила к допросу:
— Как-то не замечаю бурного восторга. Что-то пошло не так?
— Да нет, — пробормотал Даня, внимательно изучая свою чашку, как будто там было нечто важное и требующее незамедлительного исследования. — Все получилось. Очень интересно, круто и все такое…
— Тогда непонятно, с чего ты так мрачен. Уж не пожалел ли ты о своем выборе?.. — Я старалась, чтобы мой голос звучал как можно мягче и ненастойчиво.
Он, наконец, оторвался от чашки и переключил внимание на меня. Его лицо было чуть удивленным.
— Угадала. Пожалел.
В Даниле что-то изменилось. Я и так всегда была к нему неравнодушна, но сейчас, даже когда он был таким несчастным и растерянным, вообще еле держалась, чтобы не изнасиловать его прямо здесь. Он что-то ответил, а я, слыша, но не слушая, не спускала глаз с полурасстегнутой рубашки, которая, между прочим, плотно облегала его вполне себе крепкую фигуру и думала о смертном грехе, не помню какой он там по счету. В какой-то момент сообразив, что Даня замолчал, я с трудом взяла себя в руки и ответила: