— Знаешь, — отвлек он от размышлений, — я так хочу тебя забрать куда-нибудь далеко и спрятать ото всех. От врагов и друзей. Даже от отца и дяди. Чтобы никто и никогда нас не нашел.
— А можешь?
— Могу.
— Но?.. — уточнила я.
— Но понимаю, что бегать бесполезно. И ничего не изменить. Разве оттянуть ненадолго.
— Ты говоришь так, будто я умру…
— Нет! — Его взгляд стал жестким и решительным. — Не умрешь.
— Тогда что? Илай, ты ведь знаешь больше, чем говоришь. Чем все говорят… Почему кто-то охотится на меня?
Он резко перевернулся и навис надо мной сверху.
— Никогда, — требовательно и отчетливо сказал он, — никогда не спрашивай меня о таких вещах, если не хочешь все испортить! Поняла?
— И как мне с этим жить? — резонно спросила я.
— Я сказал — НИКОГДА! — властно повторил он и жадно вцепился мне в губы.
Сегодня он был жестче, чем обычно. Нетерпелив и властен. Наверное, утром останутся синяки, которые будут ныть… Но за такую боль можно много отдать. Очень много! Ведь она будет напоминать о еще одной великолепной ночи в моей жизни. И я буду ждать следующей, с улыбкой вспоминая, как неумело он извинялся потом за свою несдержанность.
Глава 11
Утром я проснулась первой. Заглянув в зал, обнаружила там развалившегося на диване Диониса. Обалдев оттого, что он остался здесь, заглянула в Катькину комнату. Подруга с мрачной физиономией одевалась и взглядом дала понять, что сейчас выйдет. Лукавый занял всю кровать, лежа по диагонали, и тихо, но вполне ощутимо храпел. Солнцеликого не было. Кивнув Катьке, я вернулась обратно в зал, чтобы оценить масштабы свинарника. В общем-то, вполне прилично, за исключением одного. На полу возле дивана валялся бурдюк, из которого натекла изрядная лужа вина. М-да… У Бассарея истерика начнется, когда он это увидит. Представив эту картину, я подумала, что неплохо бы ускорить процесс и попыталась разбудить бога. Сначала по-тихому, потом громче, наконец, с дикими воплями и матом. Бесполезно.
— Можешь не стараться, — сонно заявила мне Катька, заглянув в зал. — Насколько я знаю, они только пару часов назад, угомонились.
Обреченно вздохнув, я подняла бурдюк и плотно закупорила пробкой. Разлитое заставлю ликвидировать, когда Дионис проснется. Пусть пострадает сначала. Раз никто не встает, пойдем завтракать. Правда, в итоге чай я пила в одиночестве, а подруга, сообщив, что не хочет, с ненавистью надраивала посуду.
— Мне дали поспать часа три, — жаловалась она. — И при этом каждые полчаса Дионис ломился в комнату, то утверждая, что я хочу выпить, то заявлял, что пора бы в его честь устроить оргию на центральной площади и обязательно со мной в главной роли. А напоследок вопил, что только я могу разрешить их спор. А милый так громко его отговаривал, что я готова была расстрелять обоих. И как только мне в очередной раз удалось задремать, приперся Гермес, развалился на всю кровать и начал смачно храпеть! Убить их мало!
— А Аполлон когда ушел?
— Видимо, когда они решили спать… По крайней мере, я вроде слышала его голос каждый раз, как просыпалась.
Жаловалась она долго и с чувством, наверное, совсем не выспалась. И когда последняя тарелка была помыта и поставлена на место, в коридоре послышались шаги. Вскоре из ванной вышел и направился на кухню Лукавый, с опухшей физиономией. Судя по недовольной гримасе, совсем тяжко ему.
— Ты же говорил, что много не будешь? — спросила я с невинным лицом.
— Молчи, смертная — буркнул он и потянулся за рассолом.
— Хотя бы позвольте узнать, ваше бессмертие, о чем вы спорили полночи? — поинтересовалась подруга.
Гермий призадумался. Надо было видеть это зрелище! До сих пор полупьяная физиономия, мутноватый взгляд, а сам весь озадаченный такой. М-да-а-а… Через какое-то время до него, видимо, дошло. Об этом свидетельствовала счастливая улыбка, но потом лицо стало еще мрачнее, чем в тот момент, когда он зашел.
— Ах, вы об этом… — немного смущенно произнес он. — Мы вчера с Бассареем поспорили, напоит ли он меня. Через пару часов они с Фебом начали утверждать, что я пьянее их. А то я совсем дурак! Сами нажрались и меня обвиняют. Короче, я оскорбился… и мы пошли спросить у тебя. И я был трезвый!