— А почему им не творить что-то свое здесь, в этом мире? — Катя настолько заинтересовалась беседой, что забыла о напряжении и вопросе, с которого начался разговор.
— Потому что им больше не с чем здесь взаимодействовать. Тут почти пусто — все уничтожено. Природа уничтожается, люди превращаются в бездумных зомби-фанатов, все, чего касается этот бог, гниет. Вездесущий ничем не брезгует. Даже иллюзией… пусть и очень качественной. А где нет ничего — и создавать бесполезно, боги долго не живут. Если гордая и чистая вакханка Ника хочет стать пищей для Вездесущего, пусть она скажет об этом сейчас.
— Я не хочу… — Катя с грустью посмотрела на Илая. — Но как же моя жизнь? Эта жизнь.
— Это не жизнь. Это твое прошлое. Просто ты прожила его снова.
— Не понимаю…
— Ты уже когда-то проживала нечто подобное. С той же семьей, с теми же друзьями, с похожими событиями и привычками. Как и Саша… Ты рождена от последней оставшейся здесь вакханки — твоей матери, и до сих пор жива как личность только потому, что мой отец успел вовремя забрать тебя к себе. После того, как Вездесущий забрал Ливию, он вдруг заметил тебя и твою маму. И уничтожил ее, а тебя не успел. Бассарей опередил его. Тогда Вездесущий пожрал мир, в котором вы жили.
Илай сделал паузу, чтобы передохнуть и дать слушательнице переварить информацию.
— И что было дальше? — напряженно спросила Катя.
— Ты забыла весь кошмар, который достался тебе в прошлом, и жила в мире моего отца. Много лет, а потом снова встретила свою подругу. Совсем не помнила ее, но любила, как раньше. А она стала другой… Когда ты была Никой… когда ты бросилась за нами с того обрыва, отец перенес вас обеих сюда и создал для вас реальность похожую на ту вашу жизнь. То, что происходит с тобой сейчас, — лишь малый дар, который смог сделать вам Бассарей: небольшое продолжение вашей истории. Но грядет конец, и по старому сюжету. На самом деле все давно не так. И вы давно не те, что сейчас. А теперь пришло время возвращаться, — печально подытожил фирион.
— Но моя мама…
— Твоя мать мертва. Очень давно.
— Не смей так говорить! — почти выкрикнула Катя.
— Правда причиняет боль, я знаю. Но раз у меня хватает духа признать свою правду, ты тем более сможешь разобраться со своей. Мне встречалось немного подобных тебе.
— Моя мать не мертва! — повторила Катя, уже и не пытаясь скрыть слезы — Я ей вчера звонила! Я разговаривала с ней!
— Это дело времени. Болезнь берет свое, и ты это знаешь. Это делает Вездесущий. Сопротивление бесполезно и опасно. Но, как и я, ты можешь изменить будущее, если перестанешь цепляться за прошлое.
— Только ты не за свое прошлое цепляешься… — пробормотала Катя, с ужасом осознавая, что он прав. И что она внутренне соглашается с ним.
— Думаешь мне от этого легче? — горько усмехнулся фирион.
— Что ты мне предлагаешь?! Бросить маму умирать в одиночестве?
— Она не будет умирать.
— Как так? — почти с надеждой переспросила она.
— Повторяюсь. Это просто небольшой фокус с реальностью. Этого нет на самом деле. Как только ты и Ливия уйдете отсюда, все пропадет.
— А я буду помнить?
— Нет. Думаю, отец позаботится о твоей памяти в первую очередь.
— Я должна сейчас ответить? — безнадежно опустила глаза собеседница.
— Неплохо бы. Тебе пора уходить отсюда, как можно скорее.
— А как же Сашка? — с тревогой спросила она.
— Будем думать…
— Я не хочу без нее.
— И я не хочу… Но наша Сашка — это моя и Никина Ливия. А Ливия… другая… Мертвая…
— Тогда я согласна, но с двумя условиями.
— Их нужно ставить не мне, но я хотел бы выслушать, если ты не против, — грустно улыбнулся Илай.
— Во-первых, я хочу все помнить. Подругу — такой, какой она была до того, как стала Ливией, маму и все до мелочи. А во-вторых, мне нужно съездить к своей семье. Попрощаться и запомнить… Как бы по-идиотски это ни звучало. Я знаю, меня не поймут и не увидят смысла, но я хочу так.
— Если кто тебя и поймет, то такой же по-идиотски мыслящий, как я, — мрачно ухмыльнулся фирион.
— Пожалуй, — согласилась Катя. — Как мазохист мазохиста прошу, помоги мне уговорить Бассарея.
— Не думаю, что его придется уговаривать…