— Утром никто не звонил? — спросил он.
— Никто.
— А пресса?
— Нет.
Бульварные газеты утроили шумиху вокруг его имени, когда одна звезда из реалити-шоу заявила, что Рафаэль переспал с ней, когда он едва был знаком с этой девушкой. В настоящее время дело находилось в руках его адвокатов, и от одной лишь мысли об этом Наташе становилось плохо, хотя она и знала, что это неправда.
— Ты все время была дома?
— Конечно, вот только отвела Сэма в школу, но к девяти тридцати вернулась и уже никуда не выходила, — ответила Наташа и вдруг заметила, что он выглядит как-то по-другому. Сверкающие черные глаза потускнели, а крошечные морщинки, разбегающиеся от них, стали немного заметнее. Словно он не спал все время, пока был в отъезде. — А что? Ты кого-то ждешь?
Рафаэль чуть заметно покачал головой. Нет, он никого не приглашал. Он не из тех, кто легко доверяет — его подозрительность подогревалась опытом общения с теми, кто чего-то от него хочет. Секс, деньги или власть — магическая троица, которой у него в избытке. С Наташей он почти приблизился к полному доверию, но все еще сознавал опасность доверять другим, за исключением случаев крайней необходимости.
Чем большему количеству людей рассказываешь о чем-то, тем слабее становишься. Потому что знание — это сила, и, разумеется, этой тихой англичанке уже слишком многое известно о его жизни. Сейчас она ему предана, потому что в огромном долгу перед ним, но что, если алчность возьмет верх и убедит ее продаться? Подобное ему не раз доводилось наблюдать в прошлом.
— Нет, Наташа, я никого не ждал, — ответил он с грубоватой откровенностью.
— Ты рано вернулся из Америки.
— Я не был в Америке. Я летал в Италию.
— О? Какая-то особая причина? — Она пододвинула к нему сахар, понимая, что ведет себя необычно настойчиво, но никогда раньше ей не приходилось видеть его таким встревоженным.
— Это неважно.
Наташа предпочла оставить без внимания его тон, сделавшийся вдруг угрюмым и подавляющим.
— Что-то случилось, да, Рафаэль?
По какой-то необъяснимой причине он на один короткий миг почувствовал проблеск искушения, прежде чем губы сложились в аристократически пренебрежительную гримасу, к которой он редко прибегал, общаясь с Наташей.
— Ты не вправе задавать мне подобный вопрос, — холодно отозвался он.
Да, она это знала и, по большей части, принимала. Так же, как принимала слишком много других вещей в его жизни. Например, женщин, которые иногда делили с ним постель и спускались позавтракать утром, все такие восхитительно растрепанные и розовощекие, спустя долгое время после того, как он уезжал в Сити. Они хихикали, требуя, чтобы она сделала им французский тост или апельсиновый сок, и Наташино сердце разрывалось на части от ревности.
Правда, в последнее время их что-то не наблюдалось, так что, наверное, сейчас он как раз движется в этом направлении. Может, это и не дает ему покоя? Может, какая-то женщина дала ему отставку, для разнообразия?
Но потом Наташа подумала о сводной красавице сестре Рафаэля, которая чуть ли не на целое поколение моложе его. Не могла ли она стать причиной его внеплановой поездки в Италию? Наташа прочистила горло.
— С Элизабеттой ведь все в порядке, да?
Рафаэль замер, не донеся чашку до рта, и со стуком поставил ее на блюдце.
— Почему ты спросила о моей сестре?
Наташа пожала плечами, вспомнив тревожный телефонный звонок от психиатра Элизабетты пару недель назад, после которого Рафаэль сидел в кабинете до темноты.
— Просто какое-то смутное предчувствие.
— Ну, так оставь свои предчувствия при себе! — вспылил он. — Я плачу тебе не за них!
Его слова словно острым ножом пронзили ей сердце.
— Да, конечно. Мне не следовало ничего говорить. Прошу прощения.
Но Рафаэль заметил чуть заметное подрагивание ее губ, которое она безуспешно попыталась скрыть, и со вздохом смягчился.
— Нет, это мне надо извиниться, дорогая. Я не должен был так с тобой говорить.
Да, иногда он называл ее ласковым словом «дорогая», но, разумеется, ничего романтического в это не вкладывал. Неужели она просто старается закрывать глаза на тот факт, что ее положение здесь медленно подрывается? Неужели дождется, когда оно станет совсем неприемлемым, прежде чем наберется мужества уйти от него?
— Я лучше пойду, — натянуто проговорила Наташа. — Хочу испечь пирожные — Сэм приведет друга. — И она отвернулась, пока он не заметил глупые слезы, щипавшие глаза.