Нет, уходить сейчас, нет никакой возможности. Белое тело Лены размягченное ото сна, манящее и такое податливое показались более важным. Маленькая грудь, небольшая округлость бёдер, нежная кожа живота, всё это Антон готов был целовать бесконечно. Прижиматься и гладить. Уйти от этого, никакого желания. Нельзя уйти просто так, не прикоснувшись. Он сжимал Лену в объятьях и чувствовал как содрогается её тело. Губы бесконечно блуждали по её шее, плечам, груди и животу. Они находили всё новые и новые места для поцелуев и неустанно покрывали всё, словно в первый раз найденное, пространство.
Каждый раз всё сначала. Будто голод забирал то последнее которое было вот только что, и бросал безудержно насыщаться, чтобы потом снова всё отнять. Желание просыпалось мгновенно, от одного прикосновения, от взгляда или вздоха. И сопротивляться бесполезно, бессмысленно. Можно было только брать, то, что даётся. Брать снова и снова. По-другому никак.
В десять вспомнил про звонок матери. Набрал номер, нет ответа. Оделся, поцеловал Лену и вышел.
***
Несколько раз нажал кнопку звонка. Тишина. Рядом щёлкнул замок, приоткрылась дверь. Соседка, полная женщина в затёртом халате, с ложкой в руке вышла на лестничную клетку:
– Антон, а маму на скорой увезли. Ты позвони, узнай куда отправили.
Растерянно Антон моргал:
– Как увезли?
– Обыкновенно. В скорую позвони, узнай, – глянула строго соседка и захлопнула дверь.
Как так, значит всё серьёзно? Мать не шутила, не капризничала. Ей действительно было плохо.
В больнице был через час. У дежурной спросил, в какой палате Валентина Комарова. Женщина долго перебирала записи, потом крикнула другой медсестре:
– Оля, позови, пожалуйста, доктора Кривошеева.
Девушка ушла. Через несколько минут вернулась с высоким, худощавым доктором. Быстрым взглядом он окинул Антона и спросил:
– Вы, по поводу Комаровой?
Холодный взгляд не понравился Антону и он постарался оправдать себя:
– Я ехал из соседнего города, только с поезда. Как она позвонила, я сразу выехал. С вокзала на такси.
– Пройдёмте, – доктор указал направление и они пошли по бесконечному коридору.
– Должен вам сказать, состояние вашей матери критическое. Если бы скорая приехала хоть на пять минут позже, мы бы уже её не спасли. Но и теперь положение не лучше. Она в бессознательном состоянии. Зовёт всё время, я так понял, вас. Сейчас проведу к ней палату, но не думаю, что у вас получится хоть какое-то общение. Она на препаратах. В общем, можете проведать, но недолго.
Дрожащими пальцами Антон дергал края куртки и никак не мог сосредоточиться на том, что пытается сказать доктор. Что объяснить? Мама, всегда такая здоровая и сильная, весёлая и строгая, теперь в критическом состоянии? Что значит – это критическое состояние?
Возле палаты доктор остановился:
– Прошу вас, недолго. И постарайтесь не волновать её ничем.
Антон кивнул и медленно вошел. То, что он увидел, повергло в состояние ещё большей паники. Мама, его мама лежала на кровати и казалось даже не дышала. Какие-то приборы и трубки. Что это? Для чего, зачем?
– Мама, – позвал он.
Глаза её закрыты. Усталое выражение на неподвижном лице. На одеяле бледные с шероховатой кожей руки.
Подошел ближе, тронул её пальцы, она вздрогнула и зашевелилась. Тяжело, с усилием приоткрылись веки и несколько мгновений она видимо старалась рассмотреть кто ней перед ней стоит.
– Мама? – повторил Антон.
– Антоша, – сказала она, почти не размыкая губ.
– Не волнуйся. Доктор сказал – ты поправишься.
– Там, – она попыталась приподнять руку и указала куда-то в сторону, – там ключ.
Антон обернулся, но ничего не увидел. Только стены. Пустые, белые стены.
– Какой ключ, мама?
– Возьми, – голос её звучал слабее, – у тебя в комнате, – она попыталась вздохнуть, но стала хватать ртом воздух и задыхаться.
Из палаты Антон выбежал и закричал:
– Скорее, помогите, помогите!
Несколько человек показались в коридоре как по волшебству, кинулись в палату. Антон прижался к стене и в ужасе наблюдал в открытую дверь как они суетятся и бегают, что-то кричат и хватают. Ему хотелось скорее уйти, покинуть это место, но он стоял будто прикованный к стене.
Когда доктор вышел из палаты, заметил стоящего у стены Антона, сказал:
– Стабилизировали, – хотел идти дальше, но обернулся, – идёмте, я дам вам успокоительного.