— Джиллиан, простите меня, — его голос звучал приглушенно и немного хрипловато. — На вас все это свалилось… а ведь вы ни в чем не виноваты!
Джиллиан изумленно заморгала. Она ждала чего угодно, только не извинений.
— Наилучшим извинением было бы отправить меня домой!
Его губы скривились в грустной улыбке.
— Вы опять?
— Не опять, а снова! Неужели вы думаете, что я хоть на минуту способна смириться с тем, что произошло?
— Я надеялся…
— Надеялись?
— Надеялся.
Джиллиан долго была для него всего лишь именем, средством для достижения собственных целей, и Син без колебаний воспользовался ею. Но потом он увидел ее, познакомился с нею, и теперь…
Теперь для него было очень важно, как она себя чувствует.
— Я чувствую себя достаточно виноватым, чтобы сделать все, что в моих силах, ради того, чтобы вам было хорошо. Но от своих планов я не откажусь. Теперь это уже невозможно — даже если бы я хотел этого.
— А вы этого не хотите.
— Не хочу, — просто ответил он. — И все же мне очень жаль, что пришлось втянуть вас в это дело. Я знаю, что вы меньше всего хотите, чтобы ваш отчим прилетел за вами и подверг себя опасности ради вас. Но он должен платить за свои грехи.
— Многие люди, — тихо сказала Джиллиан, — мирно доживают до смерти, так и не расплатившись за свои грехи.
— Возможно. Но за убийство моей семьи Уайс непременно заплатит.
Его уверенность задела Джиллиан.
— Но если он заплатит так, как вы рассчитываете, это убьет мою мать. Вот мне и хотелось бы знать — сколько еще невинных людей должны будут заплатить за грехи Стефана? Я… Моя мать… Жители этого острова…
— Нет! За это будет расплачиваться только сам Уайс.
— Неправда! Вы с самого начала рассчитывали на меня, и, стало быть, расплачиваться приходится мне, — Джиллиан все больше распалялась.
— Так ли уж дорого вы расплачиваетесь? — с сарказмом спросил Дамарон — Подумаешь, слегка нарушили привычный ход вашей жизни. И то ненадолго. Кое-кто счёл бы это просто бесплатными каникулами.
— Вы не понимаете, о чем говорите! — воскликнула она дрожащим голосом.
Синклер стиснул зубы. Теперь, когда он увидел свой план глазами Джиллиан, тот действительно показался ему очень жестоким. Но потребность отомстить за гибель родителей въелась в его плоть и кровь, так что он просто не мог отказаться от мести.
— Я извинился…
— И думаете, что теперь все в порядке, да?
— Нет, — тихо ответил Син, глядя ей в глаза. — Это мой грех. И он будет преследовать меня всю оставшуюся жизнь.
Джиллиан почему-то поверила ему. Она верила всему, что он говорил. Однако ей от этого было не легче — ведь она-то по-прежнему находилась в двусмысленном положении!
— Скажите, а вы не преувеличивали насчет вашей матери? — спросил он.
Джиллиан вздохнула и покачала головой. Она сердилась и на него, и на себя, но на себя больше. Ведь он же враг! А она мало того, что разговаривает с ним как ни в чем не бывало, так еще и сидит у него на постели и отчего-то чувствует себя так уютно…
— На самом деле, я не знаю. У нее всегда было слабое здоровье. Уже несколько раз казалось, что она находится на грани смерти, а она до сих пор жива. Но потеря Стефана будет для нее смертельным ударом. Она его обожает.
— Если вашей матери понадобится помощь, вы дайте мне знать. И вообще, если вам что-то понадобится…
— Не понадобится! — Он прикусил губу.
— Вы имеете в виду, что вы не примете моей помощи?
— Вот именно.
Что ж, видимо, ей не остается ничего другого, как смириться с тем, что эти двое вступят в свою смертельную игру, и она ничем не сможет им помешать.
Но когда все это кончится, Джиллиан сможет вернуться к своей прежней жизни. И не желает она иметь ничего общего ни с тем, ни с другим!
Син почувствовал, как она меняется прямо на глазах, закрывается, уходит в себя, становится чужой, и поспешил исправить свою ошибку.
— А что вы будете делать, когда уедете отсюда? Вернетесь в Мэн? Снова будете работать официанткой?
— Это моя жизнь, моя работа.
— Но почему? Ведь ваш отчим — один из самых богатых людей в мире!
— Его деньги — это его деньги, а не мои. И к тому же я люблю свою работу.
Это была правда. Но правдой было и то, что ей были не нужны деньги Стефана.
— И вас устраивает, что вы живете в такой маленькой квартирке? — не поверил ей Дамарон.
— Устраивает. Мне не нужно много места. — При условии, что она может в любой момент оттуда выйти. — И вообще, какое вам дело до моей личной жизни?
— Мне просто непонятно…
— Мне тоже многое непонятно, ну и что? — вздернула подбородок Джиллиан.
Умом Син понимал, что он не может и не должен ожидать от нее ничего, ни теперь, ни потом, когда все закончится. И все же продолжал хотеть ее. На самом деле его чувства ужевышли из-под контроля, и он понятия не имел, что ему с ними делать.
— Я слышал, вы расспрашивали обо мне, — сказал он после паузы.
— Что?
Джиллиан не сразу поняла, о чем это он. Потом вспомнила — и поспешила объяснить:
— Я не хотела говорить об этом. Это вышло само собой…
— Да нет, я знаю: Клэй меня защищал.
— Он считает вас очень порядочным человеком.
Синклер улыбнулся. Джиллиан снова выбралась из своей раковины и перестала обороняться, как бывало всякий раз, когда она вспоминала о том, что с ней произошло.
— Но его-то я не похищал. Вы это имеете в виду, верно?
— Вот именно.
Ее взгляд упал на губы Сина. И зачем ему еще охрана, при такой обезоруживающей улыбке?
— Клэй вас просто обожает.
Улыбка неожиданно исчезла.
— Хотел бы я знать, что надо сделать, чтобы заставить вас обожать меня! — странным голосом произнес он.
— Обожать вас?!
Их беседы постоянно принимали такой неожиданный оборот, что у Джиллиан просто дух захватывало. Но это было уже чересчур! Почему он задает ей подобные вопросы? Что у него на уме?
— Вам кажется, что это невозможно, не правда ли?
— Абсолютно!
— В самом деле?
— К чему все это?
В ночной тишине ее голос звучал робко и неуверенно. Джиллиан сама не слышала себя за стуком собственного сердца.
Что-то происходило между ними, что-то росло и крепло в ее душе, и Джиллиан была не в силах предотвратить это.
— Неужели мой грех против вас столь непростителен? А, Джиллиан?
Его глаза блестели, как темные изумруды. Он снова задал странный вопрос. Но на него Джиллиан могла ответить.
— Да, теперь я понимаю, почему вы это сделали. Но не думайте, что по этой причине я смирюсь с тем, что вы сделали!
В душе у него внезапно проснулась безрассудная надежда.
— Понимание — это первый шаг…
— Первый шаг? К чему же? — в ее голосе звучало сомнение.
— Ко многому.
Ответ предоставлял ей богатые возможности для выбора. И этот выбор пугал Джиллиан. Больше всего ей сейчас хотелось коснуться его тела.
Она никогда прежде не испытывала подобных чувств. Ни к одному мужчине. Но его кожа отливала темным атласом при свете лампы, а под кожей переливались мощные мышцы. Джиллиан боязливо заглянула Сину в лицо.
— Скажите, Син… а почему для вас так важно, что я о вас думаю?