— Убирайся к черту! — воскликнул герцог. — Я прекрасно понимаю, ты говоришь все это лишь для того, чтобы заставить меня сделать по-твоему. Что ж, отлично! Я поеду в Йорк! Но если мне перережут по дороге глотку или я умру от истощения, мой дух вернется и будет тебя преследовать.
— Я приеду на твоей упряжке в замок и положу несколько цветков на твою могилу, — не остался в долгу Фредди. — Ведь скорее всего тебя похоронят в фамильном склепе.
И, не дожидаясь ответа друга, Фредди быстро вышел из библиотеки, хлопнув дверью.
Посмеиваясь, герцог направился к своему письменному столу и уселся в кресло с высокой спинкой, украшенной позолоченным гербом Брокенхерстов. Он позвонил в золотой колокольчик, что стоял возле золотой чернильницы, и открыл большую книгу для записей, также украшенную золотым гербом.
Явившемуся на звонок слуге с манерами придворного церемониймейстера он велел позвать к себе своего управляющего финансовыми делами господина Данхэма.
Мистер Данхэм служил верой и правдой еще отцу герцога и теперь перенес свою верность и преданность на сына, выполняя свои обязанности с большим умением и безотказностью хорошо смазанного механизма.
— Доброе утро, Данхэм, — приветствовал его герцог, когда спустя всего несколько минут в кабинете появился этот уже немолодой, но бодрый и энергичный человек.
— Доброе утро, ваша светлость. Здесь у меня с собой план по реконструкции скакового трека в замке, который вы просили подготовить,
— Сейчас у меня нет на это времени, — отмахнулся герцог. — Я уезжаю в половине первого, сразу же после ленча.
— Я прослежу за этим, ваша светлость. Вы воспользуетесь фаэтоном?
— Нет, я поеду верхом и один.
В ответ на недоверчивый взгляд своего управляющего герцог добавил:
— Поставьте в известность всю прислугу, а также всех, кто будет обо мне спрашивать, что я уехал за границу.
— Ваша яхта, милорд, будет готова к отплытию через час после того, как капитан получит распоряжение.
— Я не забыл об этом, Данхэм, но сейчас нет необходимости посылать кого-либо с сообщением к капитану. Ничего не случится, если я приеду туда неожиданно.
Мистер Данхэм был, видимо, несколько удивлен таким ответом, однако ничего не сказал.
Герцог продолжал:
— Пусть оседлают Геркулеса… нет, пожалуй, лучше Самсона. Связаться со мной вы сможете после того, как я сам сообщу, где я нахожусь.
— Мне бы не хотелось показаться дерзким, ваша светлость, но меня беспокоит, что вы намерены отправиться один, без грума, без охраны…
— Я намерен ехать один, и довольно об этом, — резко оборвал его герцог. — Вероятно, я буду отсутствовать около двух недель, возможно, чуть больше. Как я уже сказал, для всех без исключения я уехал за границу.
Говоря все это, он прекрасно понимал, что его управляющий жаждет задать ему не менее дюжины вопросов, но слишком хорошо вышколен, чтобы не поддаться своему желанию.
— Разумеется, мне потребуется много денег, — продолжал герцог, — кредитное письмо, заверенное банком, крупные купюры и, конечно, достаточное количество соверенов также будет нелишним.
Пока герцог говорил, мистер Данхэм все старательно записывал в свой блокнот и теперь ожидал дальнейших инструкций.
Между тем герцог направился к двери. Он уже почти дошел до нее, но вдруг развернулся и снова подошел к управляющему.
— Вы знаете меня в течение долгих лет, Данхэм. Как, на ваш взгляд, я действительно несколько вышел из формы?
Этот вопрос застал управляющего врасплох. Затем, понимая, что герцог ждет немедленного и, желательно, благоприятного для себя ответа, он на мгновение замялся, что не могло укрыться от герцога.
— Нет необходимости облекать это в слова, Данхэм, — сказал он резко и быстрым шагом вышел из комнаты.
Час спустя, уже сидя в седле, герцог вспомнил неловкую заминку своего управляющего и неожиданно почувствовал себя оскорбленным. Как могли Данхэм и Фредди позволить себе усомниться в его превосходной форме!
Герцог всегда гордился тем, что в отличие от многих своих ровесников до сих пор сохранял атлетическое сложение и выносливость, которыми отличался в свои молодые годы в армии.
Долгие часы, проведенные в седле во время тяжелых походов по территории неприятеля, лишения и постоянные опасности закалили его тело и дух, он чувствовал себя эдаким молодым Самсоном. В результате его так и прозвали сослуживцы, а сам он, уже выйдя в отставку, назвал этим именем своего самого лучшего коня.
Самсон, горячий, с норовом вороной жеребец, на котором сейчас скакал герцог, требовал от хозяина напряжения всех сил и самого пристального внимания. И спустя несколько часов, проведенных в дороге, герцог
уже не с таким возмущением думал о словах своего друга.
Ему пришлось признать, что, несмотря на кулачные бои и занятия фехтованием несколько раз в неделю, он позволил своим мышцам несколько ослабнуть, а также немного располнел. Пожалуй, у него действительно появилось несколько лишних стоунов.
Да, как это было ни обидно, но приходилось признать, что Фредди оказался прав, обвиняя друга в том, что тот обрюзг и превратился в изнеженного бездельника, который начал воспринимать окружающую его роскошь как нечто само самой разумеющееся.
Белоснежные льняные простыни на его мягкой пуховой постели ласкали кожу, изысканные блюда готовил самый лучший в Англии повар, вина, которые закупал его особый агент, производились на лучших виноградниках Франции. И всего этого герцог уже не замечал, так как все принимал как неотъемлемую, обязательную часть своей повседневной жизни.
И, конечно, всегда к его услугам были нежные белые руки, обвивающие его шею, и алые губы, охотно дарящие жаркие поцелуи.
«Конечно, следует признать, что такая жизнь никак не способствует укреплению духа и тела, — сказал себе герцог после некоторого раздумья. — Возможно, Фредди был прав, заставляя меня отправиться в это нелепое путешествие. Но все же я сомневаюсь, что из этого может выйти какой-нибудь толк. Ну в самом деле, какое это приключение?»
Однако вопреки ожиданию он почувствовал себя настоящим путешественником, когда выехал из своего особняка на Беркли-сквер, провожаемый изумленными взглядами своего управляющего, дворецкого и лакеев, — один, без грума и обычного эскорта из нескольких верховых.
Пожалуй, Брокенхерст не мог вспомнить, когда последний раз куда-нибудь выезжал без сопровождающего эскорта, зачастую состоящего из десяти человек.
И сейчас он просто не мог не сожалеть об удобствах своих обычных путешествий в экипаже, запряженном той самой великолепной парой гнедых, которой всегда восхищался Фредди.
Обычно, когда герцог собирался ехать в Ньюмаркет или останавливался где-либо еще за пределами Лондона, его камердинер всегда ехал вперед, и к тому времени, когда его светлость подъезжал к гостинице, там все уже было устроено самым лучшим образом.
Если же предполагалось, что путешествие продлится достаточно долго и ему придется останавливаться на постоялых дворах, то среди сопровождающих его всадников один был обязательно превосходным поваром.
Но что сейчас зря думать об этом? И герцог, сидя на своем горячем вороном коне, скакал все дальше на север, стараясь вспомнить, не забыл ли он в спешке что-нибудь действительно важное.
Своему камердинеру он велел уложить только самое необходимое, то, что можно увезти с собой, приторочив к седлу.
— Вы хотите сказать, ваша светлость, что я не поеду с вами? — спросил пораженный до глубины души камердинер.
— Скажу тебе по секрету, Дженкинс, — ответил герцог, — что я заключил пари. И если я хочу его выиграть, то должен в этом путешествии полностью рассчитывать только на самого себя.
— Но вы не сможете обойтись без моей помощи, ваша светлость!
— Что ты хочешь этим сказать? — нахмурился герцог. — Если ты постоянно нянчишься со мной, это еще не значит, что я совершенно беспомощен и не смогу обойтись без тебя!
Судя по тому, как поджал губы его камердинер, герцог понял, что именно это Дженкинс и хотел сказать.