Всю жизнь я был отчаянным болельщиком, почти фанатом. Мне нравятся все виды спорта, но самым любимым остается футбол (американцы называют его «соккером»). Помню, в детстве я играл в него каждую свободную минуту. Если был не в школе и не за семейным обедом, то гонял на улице мяч с соседскими ребятами. Играл я и в школьный команде, и в местной футбольной лиге. А если не играл в футбол, то занимался другим видом спорта. Я всегда был в движении, никогда не стоял на месте. Моя чудная бабушка Джулия, бывало, говорила: «Тише, Лучано. Напугаешь лошадей».
В футбол я играл неплохо, но не настолько хорошо, чтобы стать профессионалом. Он у меня в крови — как музыка. Я внимательно слежу за игрой профессиональных команд. Могу не знать, кто пел на прошлой неделе в «Ковент-Гарден» или в «Ла Скала», но скажу наверняка, кто победил — «Флоренция» или «Мадрид». Где бы ни находился, я звоню друзьям, чтобы узнать счет матча. Футбол повлиял и на мою карьеру оперного певца. Именно из-за футбола состоялся первый «Концерт трех теноров», когда мы пели вместе с Пласидо и Хосе.
Мне нравится и теннис: я постоянно играл, пока меня не подвела коленка. Когда не мог быстро бегать, то какое-то время играл в парный теннис, но, в конце концов, пришлось бросить и его. Говорят, я был атакующим игроком. Мы часто играли с Ренатой Нэш и ее мужем. Когда я был ее партнером, то, бывало, стоял на одном месте и вопил: «Бери мяч, бери мяч!» Теперь колено мне прооперировали. Надеюсь, что скоро смогу играть в теннис и сам брать мячи.
Еще я увлекался автомобильными гонками, особенно в молодости. Забыть это невозможно! Когда в 1987 году я пел в Буэнос-Айресе в «Богеме», то был безумно рад знакомству с великим автогонщиком Хуаном Мануэлем Фангио. Встретив героя моей юности, я так разволновался, что лишился дара речи. Мальчишкой я был поклонником двух итальянских гонщиков: Фаусто Коппи и Джино Бартали. Благодаря им в 40—50-х годах в Италии автогонки стали популярными. Как любой спортивный болельщик, я восхищаюсь всеми, кто добился больших спортивных успехов. Неважно, в каком виде спорта.
Футбол — моя первая любовь на всю жизнь, но в последние двадцать лет у меня появилась новая страсть, которая может соперничать с футболом. Это лошади. Я всегда любил животных. В моем детстве у нас в доме не было животных: мы были слишком бедны. Позже, хотя я и стал хорошо зарабатывать, но так много ездил, что не мог держать даже собаки. Я и сейчас очень много путешествую. Для собаки это плохо: собаки умнее лошадей и сильнее привязываются к хозяину. Лошадь вам радуется, но не скучает так, как собака.
В Модене у меня десять лошадей. Раньше верхом ездил я, сейчас ездят дочери. Может быть, если я немного похудею, то снова стану заниматься верховой ездой.
Когда я был еще мальчиком, у моего дяди, который жил в деревне, был пони и рессорная двуколка. Помню, как я отпрашивался дома навестить дядю: мне так нравился пони! Дядя покупал и продавал лошадей на ярмарках в соседних городах. Мне было страшно интересно ездить вместе с ним и наблюдать, как он осматривает лошадей и заключает сделки с торговцами. Это дело меня завораживало, но главное — я был просто счастлив находиться рядом с лошадьми.
В начале моей карьеры надо было на те деньги, которые я зарабатывал, содержать семью. Мне было не до лошадей. Да и видел я их нечасто: не было времени. Все изменилось в декабре 1979 года, когда я выступал с концертом в Дублине. Кто-то предложил показать мне замечательных лошадей. Когда я увидел этих прекрасных животных, во мне вспыхнула старая страсть: я влюбился в них во всех. Перед отъездом из Ирландии я купил двух лошадей и привез их домой в Модену.
Четырехлетний Херби был отличный скакун. Я купил его для младшей дочери Джулианы (она была без ума от лошадей, как и я). Адуа же расстроилась: ведь Херби был очень резвый жеребец. И хотя с Джулианой он был всегда смирным, Адуа не смогла преодолеть своего страха.
Другой конь, купленный мной в Ирландии, по имени Шагран, был крупным и сильным животным. Он предназначался для охоты. Шагран был из тех немногих коней, которые не захотели ходить у меня под седлом. В то же время это был благородный и послушный конь. К жизни в городе он привык без труда, не боялся светофоров и шумных перекрестков, если я решался выехать на улицу.
Мы всегда держали лошадей в конюшне рядом с домом. Но Адуа как-то пожаловалась, что из-за них в доме появились мухи, привлеченные запахами. Поэтому пришлось построить конюшню подальше. Сейчас там находятся шестнадцать моих лошадей. В просторной конюшне есть место и для чужих лошадей. Адуа сама следит за тем, как идут здесь дела, и мы оба стараемся не думать об огромных расходах на содержание животных.