Рукой я снял боль и слезливость с его глаз.
— Понял, — сказал он.
Я стал думать: то ли это слежка за мной, то ли пул охраны важных персон, которые скоро должны прибыть. Если первое — я засветился со своими ночными экзерсисами. Если второе — эти ВИПы не так уж и глупы. Решил подождать. На всякий случай проверил улицу перед входом. Вроде все чисто. Может, успели снять оба поста? На всякий случай проверил нашу защиту. Связался с Зитой-Гитой.
— Девочки, просыпайтесь.
— Хозяин, ты где?
— Я на улице, пойду в Универ сейчас. Только что обнаружил Черного на заднем дворе. Не волнуйтесь, но продумайте как, если что, будете обороняться. И сегодня самоподготовка — одна медитирует, вторая на стрёме.
— А что такое стрём?
— Быть внимательной. Слушать, что происходит вокруг. В случае нештатной ситуации выводить сестру из транса и связываться со мной. Я подумал, и решил ненадолго вернуться. Вбежал на свой этаж и сделал очень масштабную иллюзию: Коридор был завален старой мебелью, везде был толстенный слой пыли. Двери номеров были открыты, и в них тоже была старая мебель. Это так, на случай, если охрана у ВИПа будет правильная.
Потом я припустился в Универ. Слежки за мной вроде не было. Я зашел в какую-то подворотню и вышел уже облике крепкого молодого человека с не очень запоминающимся лицом. Было уже почти 10 часов.
— Клофиссия, представьте…
— Представь.
— Представь меня, как выпускника Красной школы с Дальнего острова с хорошими рекомендациями. Потом предложи осмотреть работы по подготовке фасадов. Я там устрою некоторое представление, и ты предложишь стать мне стать Заместителем проректора по хозработе.
— Хорошо.
Я сделал себе глубокую красную ауру. Входя в ворота Университета, я на всякий случай ей сказал:
— Вхожу. Красный-красный.
Она мысленно хихикнула
Когда я приблизился, она помахала мне, и я подошел к группе весьма помятых деканов и замов деканов. Отдельно стоял зам проректора по АХО. Как и все они, желчный дедок со скряжистым выражением лица.
— Ну, вот и прибыл молодой человек с Дальнего острова. Как там Вас?
— Туттер, госпожа Ректор.
— Да, точно, Туттер. Он имеет хорошие рекомендации после окончания Красной школы и хочет попробовать себя по административной линии.
Деканы кисло на меня посмотрели. Головы у них болеть уже были не должны, но им совершенно не нравилось работать с самого утра.
— Предлагаю до начала совещания осмотреть подготовку зданий.
Зам по АХО крякнул — камень в его огород. Но делать нечего, повел. Попытался сразу пойти дальше, мимо первого корпуса. А там было на что посмотреть: покрашено пятнами, окна заляпаны, вокруг грязно.
— В чем дело Ференц? — строго спросила ректор.
Он начал что-то мямлить, что подрядчик обещал исправиться. Через забор на него смотрел здоровенный детина и нагло улыбался. Все мялись, им было неинтересно. Тогда я подошел к ректору:
— Госпожа ректор, у нас на Дальнем проводилось много работ по ремонту, и я отвечал за работу с подрядчиками. Разрешите, я попробую с ним поговорить. Мне кажется, это мой клиент.
— Извольте.
Я повернулся к наглецу.
— Уважаемый, извольте подойти и отчитаться о ходе работ. А также о том, почему они столь неподобающего качества.
— Тебе надо, ты и подходи.
Я снял с пояса Хлыст. Затем легким движением Хлыста отвесил ему пощечину. Все заинтересовались, а новый Красный Декан вполне оценил филигранность удара.
— Я еще раз повторяю, подойдите и объясните, почему работы столь низкого качества?
Вокруг собрались работяги не только с этого дома, но и с соседних. Кто-то из деканов дернулся, но ректор подняла руку.
— Сука! Что ты делаешь!
Легкое движение и не менее оглушительная пощечина, уже с другой стороны.
Он, как черт из табакерки, бросился ко мне. Небольшой шаг навстречу и в сторону, легкое движение рукой и он, совершая невероятный кульбит, падает плашмя на спину, поднимая облачко пыли. Начинает подниматься. Опять несколько легких движений Хлыстом и из распоротой на заднице одежды начинает сочиться кровь. Из следов от ударов легко читается слово «Хам». Все начинают улыбаться, а Красный декан подбирается поближе. Аура моя не меняет цвет вообще: Устойчиво красный.
Он трет свою задницу, видит кровь, впадает в ярость и кидается на меня, доставая нож. Легкое движение рукой с Хлыстом на ближней дистанции, и нож улетает далеко вверх. На этот раз движение к нему навстречу, и я второй, тентаклевой рукой ловлю его за горло, нажимая на болевые точки. При этом немного приподнимаю над землей. Его глаза вылезают из орбит от боли. В этот момент я ловлю его взгляд, и вдруг он понимает, что в моих глазах смерть. Страшная. При этом я протягиваю руку с хлыстом и ловлю падавший с высоты его нож. Потом делаю легкое движение кистью, и нож втыкается, пробивая насквозь штакетину забора как раз напротив груди его товарища, который хочет прийти ему на помощь. У того желание вмешаться явно ослабевает.
Я, держа его за шею на грани болевого шока, еще раз повторяю вопрос:
— Почему работы столь низкого качества?
Он ломается, а по штанам растекается безобразное пятно. Он пытается что-то сказать, но не может. И при этом не может оторвать взгляд от меня. Я чуть-чуть ослабеваю руку, которая его держит. Он начинает лепетать какую-то чушь: Что, мол, краски не было, что рабочие плохие…
— Плохие, говоришь?
Он пытается кивнуть.
— Ну-ка иди сюда, — я подзываю обстоятельного работягу средних лет. — Теперь ты старший. Этих двоих, — я показываю на прораба и его явного подельника, — на уборку мусора. Начинают в восемь, заканчивают в двадцать один. Без обеда. Минута простоя для каждого — один удар хлыстом. Буду проверять сам. Каждый день.
— Хорошо, — а сам глаза прячет. Понимаю, запугали они их тут.
Я подзываю его подельника. Тот прячется за людей, но они его выталкивают. Он, трусливо озираясь, подходит. Я подманиваю его пальцем близко-близко.
— Доложишь о сегодняшнем Хасиму. Увижу, что не работаете — вдвоем пидорасами в портовый бордель пойдете работать. Усек?
Он падает на колени:
— Не погуби! — и начинает судорожно собирать мусор
— Старший!
— Я!
— Сколько на переделку?
— Если все будут работать — послезавтра все исправим.
Я смотрю на подельника:
— Вы ведь будете работать лучше всех?
Тот мелко кивает.
— Тогда начните оба с сортира, терпеть не могу этот запах.
Тот опять кивает.
— Старший, будешь одалживать этих на чистку сортиров другим бригадам, а они тебе пусть подсобниками помогут. Все-таки ваш дом самый крайний. Сделаете лучше всех?
Он широко улыбнулся:
— Сделаем.
— Докладывать будете каждый день уважаемому эээ… Я поискал взглядом проректора по АХО — Ференцу.
На шоу собрались работяги уже со всех домов.
— Всех касается! В 9:00 каждый день доклад уважаемому Ференцу о ходе работ!
Я повернулся к ректору:
— Госпожа ректор, можно лучшим премию по результату выписать?
Она удивленно кивнула.
— Тем, чья работа будет признана лучшей — пять золотых от Университета!
Пять золотых — это их тройная оплата за всю работу. Народ как ветром сдуло. Я, наконец, отпускаю несчастного опущенного обоссавшегося прораба.
— Ты еще здесь? Кнута захотел?
И он на карачках убирается прочь — работать.
Я поклонился ректору.
— Думаю, подрядчики справятся к сроку, — и скромненько ухожу назад за толпу пораженно молчащих деканов. В глазах ректора пляшут веселые черти. Ференц, так просто улыбается во весь рот.
Ко мне пробирается Красный декан.
— Молодой человек, я сам кнутовик. Я давно не получал такого удовольствия. Всегда говорил, что кнут — двигатель человечества. Вы у кого учились?
— Я сам. На коровах тренировался, — улыбнулся я.
— Они, наверное, у вас строем, в шеренгу по четыре ходили? — поддержал он.
Я к нему пригляделся — хороший мужик. Правильный.