— Останови, сказал! Покурим.
Тогда они остановились среди ночи в какой-то безлюдной пустыне.
Сулейман вышел из машины, вытащил Сурию из фургона и закрыл дверь. Как я ни старался, открыть ее не смог, а после я услышал приглушенные звуки. Это была Сурия. Она сначала пищала, потом кричала, а после просто начала выть.
Водитель Кемаль и Анхар, который был в фургоне, вышли курить, но охранника с пистолетом я не видел.
Минут через десять Сулейман вернул Сурию в фургон. В разорванной одежде и с разбитым носом, красными искусанными губами. Она и правда больше не истерила, а просто крупно дрожала и была вся в крови.
— Кто-то еще хочет поплакать, детки? — пробасил Сулейман, потирая черную густую бороду и окидывая нас всех диким взглядом. Я его не понял, но мы все замолчали, точно перепуганные щенки. Я сцепил руки в кулаки от злости и осознания, что сбежать будет сложнее. Они сильнее меня, я слишком маленький и слабый. Я не смогу справиться ни с одним из них, и главное: они нас не ценили. Ну, не больше, чем товар. Тогда же понял, что такое товар. Товаром были я и все эти дети.
Эти твари ехали через границы, ничего не боясь, и никто ни разу наш фургон не проверял. Уже позже я узнаю, что их проводили. Это все было договорено, они называли это «золотой дорогой».
Мы продолжили ехать, Сурия всю ночь тихо скулила. Утром я отдал ей свой кусок сухаря с водой, который нам выдали, но она не взяла. Охранники запретили к ней прикасаться и хоть как-то ей помогать. Сурия мелко подрагивала, я укрыл ее куском какой-то ткани, которую нашел в углу фургона.
К полудню эта девочка притихла. Я подумал, она спит, и она правда уже спала. Мертвенным вечным сном. Сурия умерла. Под ней осталась огромная лужа крови. Это он с ней сделал. Этот шакал. Сулейман.
Потом они долго ругались, Кемаль отчитывал Сулеймана, но в конечном итоге Сурию они оставили на обочине и просто продолжили путь. На дно фургона они бросили какую-то тряпку, чтобы прикрыть ею кровь.
Я заплакал тогда от страха, меня стошнило от отвращения. Эти чувства еще не сдохли в то время, но довольно быстро от них не останется и следа.
Тогда я был восприимчивым десятилетним ребенком, от которого впоследствии система не оставит ничего.
Ни жалости, ни страха, ни даже брезгливости. Они затрут мне не только память, но и выкроят из меня то, что хотели видеть перед собой.
Мы должны были сдохнуть по пути, потому что ехали без остановки почти семь суток, но все же большинство из нас выжило. Мы были товаром, а у товара есть срок годности, потому нас подкармливали, давали воду, особенно после того, как четверо детей потеряли сознание, а у одного ребенка случился приступ эпилепсии.
По приезде Анхар, Кемаль и Сулейман отвели нас в какой-то амбар и раздели, выстроили в ряд, словно животных. Распахнулась дверь, и в помещение вошел очень высокий мужчина в длинном светлом одеянии. У него были золотые браслеты на руках и блестящие часы, густая борода, черные глаза. На голове какой-то убор, названия которого я тогда не знал. Следом за ним вошли еще четыре человека. Позже я пойму, что это охрана.
— Это все?
От его голоса пробрало до костей. Он смотрел на всех нас сверху вниз, как на грязь. Его звали Шакир Аль-Фарих, он был моим хозяином.
— Да, то есть минус один, — сказал Анхар.
— Кто именно?
— Турецкая девочка. Лет восемь-девять.
— Причина?
Они замялись, я увидел, как сглотнул Сулейман.
— Хм, мой Господин, она истерила. Была бы проблема.
— Сто палок. Аммар, разберись!
— Что? Нет, прошу, я ничего не сделал! Господин!
Охрана вывела Сулеймана, и вскоре я услышал его вопли, но мне не было его жаль. Я хотел, чтобы он сдох. Чтобы с ним сделали то же, что он сотворил с той девочкой Сурией.
Шакир Аль-Фарих подошел к нам всем ближе. Он смотрел на нас, но ни к кому не прикасался. Вместо него это делал низкорослый и упитанный Хамит. Он осматривал нас как скот, как животных на рынке: тело, волосы, зубы, ногти.
Когда очередь дошла до меня, я не дался и укусил Хамита за руку, вгрызся в этого жирдяя до костей. Он завопил и замахнулся на меня, я приготовился к удару, но его не последовало.
— Нет! Не смей! — остановил его Шакир Аль-Фарих и сам обхватил мое лицо смуглой большой рукой.
Он надавил на мои скулы, я зарычал, а Господин гортанно засмеялся, перебирая белые четки в руке.
— Хорош, дьяволенок. Хорош! Смотри, какой: крепкий, здоровый, смазливый. Он будет племенным самцом. Волчонок дикий. Все при нем… все. А глазища какие! Его точно в разведение.
А дальше Шакир Аль-Фарих показал пальцем на некоторых из нас. Стоящий рядом с ним Хамит молча качал головой, точно болванкой.