— Я-то ему зачем?
— Сам расскажет. Пошли.
Они сели в машину, и Инга с большим трудом выехала на широкую улицу, ведущую в Пирей. Ехали минут двадцать. Все это время Лимон молчал.
Он не знал, о чем говорить с Ингой. Никаких общих дел планировать не собирался. Но, с другой стороны, без помощи Инги ему и впрямь придется трудно. Она так быстро умудрилась освоиться.
О Греции Лимон знал совсем мало и никогда не думал, что окажется здесь. Из европейских стран его всегда влекла Германия. Немцев он уважал, хотя ни одного лично не знал. Просто в детстве насмотрелся столько фильмов о войне, что поневоле стал к ним относиться, как к равным. Но пока о Германии не могло быть и речи. Всероссийский розыск на него уже наверняка объявлен, а там, глядишь, и в Интерпол сообщат. Раньше его подстраховывала Инга. Но от ее помощи он решил отказаться. Пока не следовало ее разочаровывать. Не умея притворяться, Лимон сообразил, что лучше всего просто молчать.
Раньше неразговорчивость Лимона радовала Ингу. Сейчас же действовала на нервы. Но после общения с молодым графом и Брюсом она поняла, что предстоит серьезная борьба, ставка в которой — жизнь.
В Пирее, оставив машину на стоянке, они долго искали катер поджидавшего их грека. Наконец к ним подошел молодой высокий грек и на чистом русском языке представился:
— Солон Маргелис. Я должен вас проводить к господину Петридису, не так ли?
— Так, так, — закивала Инга и поспешила вслед за греком.
Лимон не торопился. Внутренний голос подсказывал, что готовится западня и ухо следует держать востро. Какими бы заманчивыми ни были предложения греков, если они не готовы помочь ему легализовать капиталы, он их и слушать не станет.
Арис Петридис встречал их на борту своего роскошного катера. Такие Лимон видел только в американских фильмах. Они поднялись по трапу и, обменявшись рукопожатиями, прошли в носовой салон, состоящий из мягких бежевых овальных диванов. Грек жестом предложил садиться. Тут же появился матрос и достал из бара прохладительные напитки. Заревел мотор, и за иллюминатором замелькали стоявшие у причала яхты, лодки и катера.
Солон выполнял роль переводчика. Он, по просьбе Ариса, ради приличия полюбопытствовал, хорошо ли Лимон устроился и нравится ли ему Греция.
— Нормально устроился. А нравится или нет, время покажет. Я не рассчитываю вести в Греции какие-либо дела. Немного отдохну и поеду куда-нибудь в Европу.
— Мы тоже Европа, — заметил Солон.
— Ну, тут юг. Все для отдыха. — Лимон отхлебнул холодной минералки и закурил.
Солон что-то сказал Арису. Тот вопросительно посмотрел на Ингу. Она спокойно объяснила, что с такими людьми, как ее друг, следует говорить без проволочек и двусмысленностей. Грек потер руки и улыбнулся Лимону. Тот спросил у Инги:
— Чего это он?
— Я сказала, чтобы переходили к делу.
— Да, да, — подтвердил Солон. — Мне поручено вас ознакомить.
После этого быстро и страстно принялся говорить Арис. Он жестикулировал, закатывал глаза, кого-то обличал, грозил пальцем, демонстрировал мужской жест. Потом вдруг замолчал. Оперся головой о кулак, глубокомысленно вздохнул и начал по новой. Лимон наблюдал за ним и периодически глядел на Солона. Тот подмигивал, мол, сейчас все переведу. Но, боясь прервать шефа, молчал.
Господин Петридис закончил речь на высокой ноте. Зажмурил глаза и поклонился. Очевидно, после этого должны были раздаться аплодисменты.
Но пауза затянулась, и он, подняв голову, позволил Солону переводить.
— Вы поняли, что господин Петридис — серьезный и уважаемый политик, — с почтением произнес Солон. — Его знают и любят в Греции как борца с преступностью, коррупцией и мафией.
— Очень приятно. — Лимон натянуто улыбнулся в сторону Ариса. Тот в ответ поднял сжатые в кулаки руки и поприветствовал его.
— Недавно в парламенте, — продолжил Солон, — господин Петридис поднял вопрос о преступных группировках, организуемых в Греции недавними эмигрантами. В основном это беженцы из Албании. Рядовые налогоплательщики обеспокоены ростом преступности, которой раньше практически не существовало.
— Разве такое бывает? — перебил Лимон.
— Смотря в каких масштабах, — уклончиво ответил Солон и вернулся к речи шефа. — Так вот, на недавнем собрании избирателей господин Петридис торжественно заявил, что положит конец не только мелкому хулиганству, но и уничтожит в зародыше гангстерские группировки, стремящиеся поставить под свой контроль нелегальный бизнес.
— А я-то здесь при чем? — снова перебил Лимон, давая понять, что его совершенно не интересуют проблемы греческой полиции.
— Прошу внимательно отнестись к словам господина Петридиса, — предупредил Солон.
— Да, да, не перебивай, он говорит об очень важных вещах. Ты в конце поймешь, — вмешалась Инга, до этого с напряжением наблюдавшая за реакцией Лимона.
— Вот с конца и начинайте. А лучше давай выясним, помогут они мне или нет. От этого и будем плясать!
Солон терпеливо дождался, пока Лимон закончит говорить, и как ни в чем не бывало продолжил:
— Вопросу борьбы с группировками, в которые входят албанцы, господин Петридис придает важнейшее значение. Он пообещал народу, люди поверили, теперь следует действовать.
Лимону надоела эта политинформация. Он закурил, встал и, обращаясь к Арису, с раздражением сказал:
— Я-то при чем? Заставьте полицию работать, Тут вам нужны специалисты из МУРа, а не я.
В ответ грек заулыбался и снова потряс кулаками над головой. В зубах он держал огромную трубку и разговаривать больше не собирался.
Солон подошел к Лимону и обратился к нему доверительным тоном:
— Мы специально пригласили вас для конфиденциальной беседы. Дело в том, что полиция практически бессильна. Она устраивает облавы, и на этом все заканчивается. Ловят всякую мелкую рыбешку. Тут есть одна тонкость, которую следует учитывать. Албанские эмигранты — мусульмане, и, если мы их начнем как следует прижимать, пресса поднимет шум, что наши власти проявляют религиозную нетерпимость. А Турция только этого и ждет. Мусульманский мир сразу же ополчится на нас. Попробуй после этого оправдайся, что мы боремся не с мусульманами, а с преступниками. Гангстеры не упустят возможности представить себя жертвами религиозных преследований. Такое может начаться, что и правительству не поздоровится…
Лимон больше не перебивал. Все чаще посматривал на Ариса и прикидывал, для чего тому нужно так яростно бороться с преступностью. Когда Солон сделал паузу, чтобы глотнуть воды, спросил:
— А господин Арис собирается стать президентом или премьер-министром?
Вопрос озадачил Солона, в глазах промелькнула растерянность. Инга, заметив это, обратилась к Арису. Тот выслушал ее и кивнул. Потом вытащил изо рта трубку, уставился на Лимона маленькими круглыми глазками и, буравя его, выдал с пафосом еще один короткий спич.
Солон с готовностью принялся почти синхронно переводить.
— Мне поверил народ. У нас многим верят, но только до первого обмана. Каждый политик в Греции хочет стать премьер-министром, но очень мало тех, кто делами завоевывает этот пост. Большинство — лишь пустыми обещаниями. Мы должны навести порядок в стране, уничтожить всякие гангстерские группировки, и тогда люди сами поймут, за кого голосовать в будущем году!
— За господина Петридиса… Я правильно понял? — одними губами улыбнулся Лимон.
Арис, не дожидаясь перевода, удовлетворенно закивал головой, а Солон закончил:
— Вы умный человек, вам действительно не нужно разжевывать.
Лимон усмехнулся:
— Ну народ… Значит, вы решили в чужую паутину бросить еще одного паука; А русской мафии вы не боитесь?
— С вами проще, вы православные. Одной с нами веры.
— Значит, нас можно придавить официально?
— В какой-то степени да, — признался Солон.
— Отлично! Сначала предлагаете мне разобраться по-тихому с албанцами, а потом уже по полной программе разберетесь со мной?