Уверенный взгляд, какой-то... взрослый. В этом мужчине что-то есть. Да, несомненно, за лукавым мальчишеским взглядом скрыто достоинство. У обычного бармена — и достоинство? Моя система сломалась.
А вот слова его ничуть не удивили.
— Нет, — хмыкаю я, рассматривая с любопытством его синие глаза, нос с горбинкой, тонкие губы.
Каштановые волосы уложены лаком, стрижка красивая, брутально-мужская. Черная безрукавка скрывает тело, но не руки. Опасные руки, сильные. Последняя мысль пугает, и я прекращаю его разглядывать.
— Нравлюсь?
Он нагло ухмыляется, и я с профессиональным равнодушием отвожу взгляд на танцпол, тут же потеряв к мужчине интерес.
Диджей прощается с возбужденной толпой, и на сцену выходит девушка в белом элегантном платье, которое ее определенно полнит. Ей нужно отказаться от белого цвета в гардеробе. Девушка не толстая, вовсе нет. Просто существует на свете категория женщин, которым белый цвет чертовски вреден — портит фигуру и общее впечатление от самопрезентации. Черный ремень или пояс ей в сегодняшнем образе явно не помешал бы. Но поет она красиво. Правда, субтон слабоват, не выходит он у нее. Я пою лучше.
Мысли о собственном вокале плавно перетекают на насущную проблему с поиском толкового преподавателя. Надо будет поискать такого в консерватории, прошерстить дома интернет, достать номер и договориться насчет занятий. Платных, естественно. Денег на репетитора хватит, гонорар за фильм оплатит эти расходы. В крайнем случае, я могу устроить концерт здесь или на любой другой площадке. Только вопрос в другом: нужно ли мне это сейчас, привлекать внимание? Нет, внимания я не боюсь, но и за лишней популярностью не гонюсь. Мне она тут, в России, ни к чему. Ни за этим я сюда приехала.
А вот охват мелких масштабов... почему нет?
И я снова решаю обратиться к бармену. Поворачиваюсь к стойке, но встречаюсь с глазами совершенно другого мужчины: какой-то кареглазый блондин разливает напитки и улыбается мне. Я хмурюсь, открываю рот, чтобы спросить о...
— Меня ищешь? — раздается справа, и я резко поворачиваю голову в сторону знакомого голоса.
— Ты...
— Роман великодушно согласился меня заменить. Так ведь, Ромчик? — синие глаза подмигивают второму бармену, и тот отвечает странно, не совсем по-дружески:
— Конечно, Илья Игоревич.
Илья морщится, ему явно не понравилось официальное к нему обращение.
— Илья Игоревич, значит? — хмыкаю я. — Ну и кто ты? Директор? Владелец клуба?
Удивительно, но он морщится во второй раз. Следовательно, я попала в точку, а он, надо полагать, хотел оставить в тайне сей момент. Что ж, не вышло. Я догадливая.
— Каюсь, — слегка понурив голову, шутит он и облокачивается на стойку, — я владелец этого заведения. Ты меня раскрыла. Может, для того, чтобы уровнять наше положение, ты раскроешь свою личность? Не замечал тебя раньше здесь. Приезжая? Или в гостях?
— И то, и другое, — отвечаю я и мысленно добавляю: "Я в гостях у родины".
— Говоришь загадками, мне нравится.
— Если рассчитываешь узнать обо мне больше, разочарую, ты не в моем вкусе.
"Софи, парней в твоем вкусе не существует. Мы ведь уже говорили об этом".
"Не лезь!"
— А какие в твоем? — Мужчина нисколько не расстраивается, улыбается обворожительно, даже немного ласково. Какой-то он неправильный, а еще, вопреки всему смыслу, в нем чувствуется родственная душа. Что-то есть в нем родное, что-то на грани узнавания. Не могу понять пока, что это.
Игнорирую его вопрос — ибо и этот туда же, сдался им всем мой вкус! — и спрашиваю собственно то, о чем хотела спросить изначально:
— Слушай, раз ты здесь владелец, не подскажешь, можно ли тут петь на постоянной основе? — Делаю жест в сторону сцены, где поет красивая девушка в том самом белом платье. Со светло-русыми волосами, собранными в идеальную шишку на затылке. Одна прядь, слева, волной струится, падает на высокую грудь.
— А ты поешь? — Вопрос задан с интересом, ему любопытно меня послушать.
— Пою, — отвечаю серьезно, и синие глаза оценивающе смотрят в мои, тоже синие при близком рассмотрении, но черные на расстоянии, на котором я привыкла держать людей от себя.
Мои глаза — прекрасная проекция меня самой: снаружи я неприступная, мрачная и холодная, внутри же — мягкая и чувствительная. За темной плотной пеленой прячется синяя душа, хрупкая и желающая всем добра.
— Спой, разрешаю. — Небрежно вскинутая рука указывает на сцену.
— Илья, ты, наверное, меня не понял, — говорю я со снисходительной усмешкой на губах, — я говорю о том, чтобы получать за это деньги.