— Поль, мне нужно уйти. В гримерке тебя ждет подарок, — сообщаю напоследок твердым и крайне серьезным тоном, а потом, почувствовав в себе редкую на проявление совесть, уже через плечо добавляю мягче: — Не сердись.
Не смотрю на выражение лица девушки, ее чувства меня в данный момент волнуют меньше всего.
А уже через минуту мы с охранником Семеном широким проворным шагом входим в кабинет Ильи.
— Ян, прости! — Друг оборачивается к нам.
— Неважно, — отмахиваюсь я как отчего-то несущественного. — Ближе к делу. Что случилось?
— Одна из моих картин пропала, — с беспокойным видом сообщает он, кружась хаотично по комнате.
Я смотрю на стену, голую там, где она не должна быть пустой.
— Твою мать! Значит всё-таки она! Эта тварь вернулась в Россию! А я ведь засомневался сначала, когда... — Я резко бросаю взгляд на друга. — Камеры проверили?
— Да, — опережает в ответе Семен, начальник охраны, стоя внушительной громилой у закрытой наглухо двери. — Все записи этого дня стерты подчистую. И камеры, хоть и работают, вообще ничего не записывают. Система видеонаблюдения клуба взломана, и есть вероятность, что картинка передается третьим лицам и записывается в другом месте и на другой компьютер.
— Так отключи камеры!
— Уже сделано, Ян Андреевич.
— Странно, Кало на месте, — подает голос Илья, явно подавленный потерей.
Мазнув по стене быстрым взглядом, небрежно бросаю:
— Да кому она интересна? Всем только Эпоха Возрождения и нужна. Чем древнее картина, тем дороже ее можно продать.
— Ну здесь ты не прав, всё же есть человек, кому интересна Кало. — Друг задумчиво смотрит на одну из своих любимых картин, а потом его печальные глаза перемещаются на тот прямоугольный участок стены, где краска темнее и насыщеннее — солнце до него не добралось, там висела украденная работа Рафаэля Санти.
Илья наконец перестает сокрушаться и серьезно спрашивает:
— Так ты думаешь, что это она?
— Без сомнений, — с ненавистью отзываюсь я и обреченно выдыхаю, растеряв всю уверенность, падаю в кресло. — Семен, как твои люди пропустили ее?
— Кто-то позвал рацией и собрал всех охранников в одном месте.
— До чего же умная женщина.
— Я не понял, ты ею восхищаешься что ли? — с тихой яростью поднимаю глаза на друга.
— Ей как-то удалось заполучить рацию, — Илья небрежно пожимает плечами, а затем тоже вздыхает.
— Она убила кого-то? — впиваюсь глазами в Семена, боясь услышать положительный ответ. — Жертвы есть?
— Нет, все охранники целы. На этот раз обошлось без кровопролития.
— И я абсолютно уверен, что и отпечатки пальцев мы не найдем, — мои челюсти сжимаются от бессилия. — Опять у нас на нее ничего нет.
— Всё же криминалистов надо позвать, — вносит предложение начальник охраны.
— Ты прав, а вдруг это не она... вдруг обыкновенный вор?
— Не она? — фыркаю я с презрением к девушке-убийце. — Илья, ты в это веришь? Тебе просто повезло, что ты остался жив. Эта женщина обожает убивать коллекционеров, когда грабит их.
Внутри меня вскипает поистине астрономический гнев, я сжимаю кулаки, твердо намереваясь поймать эту тварь, стоит ей хоть раз ошибиться. Я дождусь, когда она сделает ошибку.
Еще раздраженная мысль о том, что теперь я благодаря вышедшим из строя камерам не смогу найти свое дрожащее создание в красном платье, выводит меня на новый уровень ненависти к женщине, так опрометчиво перешедшей мне дорогу.
Ты не только ограбила моего друга, ты и на моем пути потопталась своими грязными делишками. И только за это я готов тебя уничтожить.
А потом я замечаю царапину на шее Ильи и слегка сдвигаю брови:
— Что это у тебя?
Поймав мой взгляд на своей шее, он прикрывает крохотную ранку ладонью и небрежно машет рукой:
— Ничего серьезного, одной дикой тигрице не понравились мои прикосновения. Поцарапала заколкой, пустяк... А у тебя что?
Он, наклонив голову набок, внимательно всматривается в кровавый след на нижней губе.
— Подрался что ли? Когда успел? С кем?
Я мрачно усмехаюсь.
— Не поверишь, тоже с тигрицей. Было темно, поцеловал ее по ошибке, она и укусила за фривольность.
Илья хмыкает, переводит внимание на странную картину — портрет женщины с металлическим позвоночником, затем в очередной раз упирается в пустой прямоугольник на стене и тихо вздыхает.
Берет себя в руки, поворачивается ко мне с лукавой ухмылкой:
— Может, это была одна и та же тигрица?
Этого не может быть, но я всё равно на всякий случай предупреждаю со сталью в голосе: