Даже при самом слабом свете сальной свечи Йора не получилось бы назвать красивым – плоское, невыразительное лицо, к тому же половину щеки занимало красное пятно, перечеркнувшее её ещё до рождения. Соседи говорили, что это будто бы оттого, что мать Йора, будучи на сносях, заходила в кузницу к мужу и глядела в горнило. Пламя опалило младенца в утробе, потому и осталось пятно. Некоторые шёпотом передавали сплетню, будто матери в огне привиделось нечто такое, отчего она стала бояться подходить даже к очагу в доме.
Всё это чушь, я точно знала – помогая обмывать её тело перед погребением, я обнаружила у неё на животе точно такое же пятно. Потомственная отметина, ничего больше. Но людям нужно что-то обсуждать долгими зимними вечерами.
Как бы то ни было, Йор оказался не просто отмечен, а ещё и слаб для кузнечного дела, хоть имел неплохие руки. Он предпочёл осваивать лодочное ремесло, и получалось у него неплохо. Однако из-за уродовавшей лицо отметины и привычки язвить не по делу даже к тридцати годам он не нашёл девушку, готовую пойти за него замуж. Поэтому и ко мне он приходил поработать – что ещё делать, если много досуга?
Приходил он всегда в разное время, по настроению. Иногда казалось, что он делал так нарочно, будто хотел застать врасплох во время какого-либо предосудительного занятия. Хотя, возможно, это подсказывала моя привычная осторожность. О, да, я стала очень осторожной в последние годы! Кажется, я вплотную подошла к тонкой грани, отделявшей рассудительность от безумия…
Йор подошёл к очагу, заглянул в котёл, жадно втягивая ноздрями пар:
- М-м-м… Угостишь?
- Наливай сам, сколько хочешь, - я перебирала травы, подвешенные в углу. – Порог треснул, нужно починить, да ты сам, наверное, видел. И дров нарубить, а то один хворост остался.
- Будет сделано, - усевшись с миской за стол, Йор быстро прикончил похлёбку. – Вкусно. Где мясо-то достала?
- Да так, повезло, - я растолкла несколько веточек сальвии и упаковала в мешочек.
«Лучше тебе не знать, что за мясо в котле», - думала я, с улыбкой наблюдая за тем, как парень выскребает миску.
За сутки над огнём всё разварилось так, что и не узнаешь. А там лишь нужное, полезное и к тому же похожее на настоящее мясо: сверчки, дождевые черви, лягушки, летучие мыши. Что поделать, если уже который год лето сырое, а скотины в хлевах всё меньше? Если не задумываться над тем, из чего блюдо, то вкус у похлёбки получался отменный, а мясо – оно всегда мясо.
Выдохнув, Йор отдал мне миску и развалился на лавке:
- Сейчас всё починю, только дай отдохнуть.
- Да не торопись, день длинный… - я продолжала возиться с травами.
- Не, мне вечером нужно за дровами для патера съездить. На всякий случай, завтра разоблачение будет на площади. Вдруг и вправду найдут, кто неурожай наслал? Придётся жечь. А дров мало. Может, два раза придётся ездить.
- В честь чего завтра-то?
- Так ведь новый охотник на ведьм приехал.
- Очередной мелкий мошенник?
- Не, похоже, этот серьёзный господин. Рассказывают, в одном городе аж двадцать ведьм за раз вывел на чистую воду. Всех сожгли!
- Значит, крупный мошенник. Ладно, ты пока чини порог, а я пойду за водой.
Выйдя за дверь, я направилась к речке. Ведро тянуло руку, хоть и было пустым. А тревожные мысли давили на виски…
Как наивны люди! Неужели убийство нескольких из них вернёт им хорошую погоду и даст урожай? Сейчас некоторые из них предвкушают завтрашний день, как новое развлечение, но не знают, что завтра, в то же самое время, будут корчиться на костре. Я не раз видела такое. Кто-то до конца будет отрицать ложное обвинение, кто-то сознается, да ещё и утянет за собой нескольких недругов, чтоб не зря пропадать. Никогда не знаешь, на что человек способен, пока огонь не лизнёт его тело.
Речка блестела под весенним солнцем, бодро перекатываясь через камни, торопясь к озеру. Хорошее место, но пора уходить.
Особой тревоги я не испытывала. Но в последнее время слишком много знаков говорило: пора. Люди вокруг что-то почуяли, но не до конца поняли, что именно. Неизвестность страшнее определённости. Они начали бояться, а страх заразителен.