– Прошу простить меня, святой отец, но я должен сообщить, что несколько минут назад узнал о своей невесте весьма нелицеприятную вещь, поэтому не могу жениться на мисс Бенсон никоим образом! Думаю, что я буду избавлен от объяснения подробностей…
– Мистер Джефферсон, очень надеюсь, то, что вы узнали действительно весомый аргумент для прерывания церемонии! – нахмурился священник. – Я бы настоял на том, чтобы вы озвучили его перед лицом нашего Господа и всех собравшихся, дабы мы могли судить о серьёзности прегрешения мисс Бенсон.
– Грег, о чём вы говорите? – лицо Грейс стало белее её свадебного платья.
– Я тоже настаиваю, чтобы вы озвучили, в чём обвиняете мою дочь! – выступил вперёд Эдвард Бенсон.
– Ну что ж, раз вы настаиваете, – холодно улыбнулся Грегори и в упор взглянул в глаза своей невесте. – Все вы, наверное, помните несчастный случай, произошедший со мной в прошлом октябре на скачках в Кемптон-Парке. Так вот, это был вовсе не несчастный случай…
– Грегори, прекратите немедленно! – воскликнула Грейс, в лицо которой сразу бросилась кровь.
Затем она что-то тихо сказала ему, настолько тихо, что услышать мог только он, и в её голубых глазах промелькнула мольба. Он ответил ей также тихо с ледяной улыбкой на губах, от которой даже у Виктора побежали мурашки по спине. Грейс, подобрав подол платья, опрометью кинулась к выходу из церкви, за ней поспешили Ирэн и маркиза Барлоу.
Грегори обвёл гостей вызывающим взглядом, но больше никто не осмелился его ни о чём спрашивать. Реакция Грейс на его слова и её последующее бегство смутило толпу. В поднявшемся под церковными сводами негромком гуле слышались всевозможные догадки о том, какой же ужасный грех могла совершить мисс Бенсон; все вспоминали прошлогодние октябрьские скачки. Сцепив руки за спиной, спокойный и невозмутимый, лорд Грегори неспеша зашагал к выходу. Толпа расступалась перед ним, пропуская молодого мужчину к дверям.
Виктор, задыхающийся от гнева, клокотавшего в его груди, бросился вслед за ним. Но Эдвард Бенсон опередил его. Коулман слышал весь их разговор, от первого до последнего слова, находясь в непосредственной близости.
– Клянусь, Джефферсон, вы ответите за своё непристойное поведение в божьем храме! – горячо пообещал Бенсон, лицо которого позеленело от ярости. – Я добьюсь того, что честь моей дочери будет восстановлена! Сегодня же я еду к королеве! Она не оставит нас в своей милости! А вы…
– О, мистер Бенсон, я бы на вашем месте попридержал свой язык, – с холодной насмешкой перебил его Грегори. – Иначе история о том, что именно Грейс поспособствовала моему падению на скачках, станет достоянием общественности!
– Что за бред вы несёте?!
– Я говорю чистую правду, сэр! Сомневаюсь, что королева Виктория встанет на сторону вашей дочери, избалованной, дурно воспитанной девицы, готовой пойти на преступление ради своей прихоти! Или вы желаете, чтобы Грейс вызвали на допрос к следователю? Избавьте меня от подробностей, мистер Бенсон! Пускай ваша дочь расскажет вам всё сама!
Обогнув растерянного Бенсона, Грегори вышел из церкви. Виктор догнал его, когда он уже садился в экипаж.
– Ты едешь к ней?! – спросил он.
– Да, – просто ответил Джефферсон.
– Но ты дал мне слово! Ты поклялся, что оставишь Ванессу в покое!
– А теперь я забираю его обратно! Виктор, я благодарен тебе за спасение моего сына, но лишь поэтому прощаю твоё предательство! В противном случае я давно бы вызвал тебя на дуэль! Ты морочил голову и мне, и мисс Уорд всё это время! На что ты вообще надеялся?! Ты же видел, как мы любим друг друга! Прошу тебя, Виктор, забудь об её существовании. Я никогда никому не отдам мою Ванессу, пока дышу. Запомни это!
Коулман мрачно наблюдал за удалявшейся прочь каретой. Он вынужден был отойти в сторону, смешавшись с выходящим из церкви народом, и обессилено прижаться к стене. Тело страшно ломило, требуя очередную дозу морфия. Перед глазами плыл туман. Но даже физическая боль не могла заглушить душевной, когда Виктор представил, как Грегори приедет в Джефферсон-мэнор, и тонкие руки сомкнутся на его шее, как он будет целовать её прекрасные глаза, агатовые пряди волос и красиво очерченные губы, как она будет шептать ему слова любви…
– Значит, ты должен перестать дышать, Грегори! – хищно улыбнулся Коулман, прищурив серые, лихорадочно блестевшие глаза.
Виктор вскочил с дивана, очнувшись от тяжёлых воспоминаний. В его воспалённом мозгу возникла одна заманчивая идея.