– Мистер Джефферсон обещал подыскать мне какую-нибудь работу, – продолжила Виктория, всхлипывая. – И пропал. Я не знала, что и думать! А вчера, когда я выходила в булочную, на улице я столкнулась со своим братом Джоном! Он еле отпустил меня. Всё допытывался, как я вырвалась от миссис Гибсон, откуда на мне такое приличное и дорогое платье, и кто мой покровитель. Он проследил за мной до самого дома. Я это почувствовала. Я не спала всю ночь, прислушиваясь к каждому шороху за стеной! Ванесса, он снова продаст меня в притон! А я больше не выдержу там ни дня! Лучше умереть! Мне так страшно!
Ванесса надолго задумалась, затем решительно произнесла:
– Хватит плакать, мисс Холт! Вам нельзя здесь оставаться! Собирайтесь! Вы едете со мной в Джефферсон-мэнор, а там уж пускай Грегори сам решает, как с вами поступить!
Когда они сели в экипаж, и копыта лошадей застучали по мёрзлой мостовой, Ванесса не удержалась и в упор, взглянув на Викторию, спросила:
– Это он вам сказал, что любит меня? Простите за бестактность, но мне необходимо знать правду!
– Нет. Но лишь слепой не заметит, как он смотрит на вас, мисс Уорд!
Ванесса залилась краской. Но в эту минуту не было никого счастливей её на всём белом свете.
Грегори полностью одобрил поступок Ванессы. Так Виктория осталась в Джефферсон-мэнор помогать миссис Смит по хозяйству. Незаметно девушки подружились. Ванесса уже не ревновала и не чувствовала в ней соперницу, а видела лишь несчастную, обиженную судьбой девочку, нуждающуюся в ласке, заботе и тепле.
Сегодня перед обедом, когда Ванесса с Розой помогали Грегори перебраться из постели в коляску, дверь спальни распахнулась и на пороге появилась Виктория с огромной корзиной белых лилий в руках.
«Похоже, только она не знает, что Грег не переносит даже вида этих цветов», – рассеянно подумала Ванесса.
Но тут же спохватилась, что лилии не растут в оранжерее Джефферсон-мэнор, а значит…
– Кто доставил цветы?! – резко спросил Грегори заледеневшим голосом.
Ванесса заметила, как его правая рука напряжённо вцепилась в подлокотник коляски, а лицо побелело.
– Их доставили из Лондона на почтовой карете. Она уже уехала, – испуганно пробормотала Виктория, замерев с корзиной в руках посередине спальни.
– Это всего лишь цветы, Грегори! – мягко сказала Ванесса, забирая корзину из рук девушки. – Их мог отправить кто угодно из ваших знакомых, чтобы таким образом пожелать вам скорейшего выздоровления.
– Весь Лондон знает, что я терпеть не могу лилии! Они для меня символ смерти с самого детства! Мисс Холт, оставьте нас, пожалуйста!
Едва Виктория прикрыла за собой дверь, Грегори нетерпеливо указал рукой на корзину.
– Дайте сюда, Ванесса!
Порывшись в глубинах корзины, он извлёк на свет Божий сложенную пополам записку. Развернул её, быстро пробежал глазами и криво усмехнулся. Но бледность разлилась по его лицу ещё сильнее. Затем он с силой отшвырнул от себя корзину вместе с запиской и прикрыл глаза рукой. Ванесса подняла скомканный лист с пола и с удивлением прочитала отрывок из стихотворения Джона Китса.
Я в Смерть бывал мучительно влюблён, –
Когда во мраке слышал это пенье,
Я даровал ей тысячи имён,
Стихи о ней слагая в упоенье;
Быть может, для неё настали сроки,
И мне пора с земли уйти покорно,
В то время как возносишь ты во тьму
Свой реквием высокий, –
Ты будешь петь, а я под слоем дёрна
Внимать уже не буду ничему.
Почерк был явно женский, и от записки пахло французскими духами. Ванесса гневно сжала её в кулаке и спросила:
– Грегори, вы же знаете, кто прислал цветы и этот стих! Не желаете поделиться со мной своими подозрениями? Возможно, тот самый человек мог…
– Неважно! – грубо оборвал он её. – Уже ничего не важно! Посмотрите на меня, мисс Уорд! Я никогда не смогу встать на ноги! И к чему мне такая жизнь?! Никогда больше я не смогу сесть на коня и помчаться вдаль со скоростью ветра! Никогда не закружу вас в нашем любимом венском вальсе! Никогда не спущусь по лестнице к обеду самостоятельно! Я прикован к этой неподъёмной железяке навечно! И не надо так на меня смотреть! Вы знаете, я не выношу жалости! Смерть – наивысшее благо для меня!